У рыцарей был свой Кодекс Чести.
1. Рыцарь – это рыцарь, и нечего тут больше объяснять.
2. Если тщедушный Не-Рыцарь назовет Рыцаря консервированным солдатом, разрешается кинуть в тщедушного не-рыцаря копьем. Если не-рыцарь здоровенный – драться с ним ниже достоинства рыцаря, как бы это двусмысленно ни звучало.
3. Если рыцарь назовет рыцаря консервированным солдатом, рыцарю надлежит гордо сказать: «На себя посмотри», – и кинуть копьем в качестве устрашения в ближайщего тщедушного не-рыцаря.
4. Даму можно считать Прекрасной, если у нее есть платочек и балкон для махания с него.
5. В случае отсутствия платков и балконов любую даму можно считать прекрасной.
6. В случае отсутствия дам рыцарю надлежит ехать туда, где дамы присутствуют, а не назначать Прекрасными Дамами оруженосцев, других рыцарей и, как говорится, тэдэ.
7. Рыцарь и без коня – рыцарь. Конь без рыцаря – животное.
8. Закрыл забрало – закрой и поддувало.
9. Взял в руки меч – надо и внимание привлечь.
10. Ткнул в глаз копьем – вечером с одноглазым пьем.
11. Помятый доспех – противника смех.
Кодекс этот рыцари чтут и чтам, чтут и чтам, по утрам и вечерам.
Романтизм
«Эсэмэска! Эсэсмэска!» – заорал Петькин телефон в одном из многочисленных карманов.
– Иванов! Выключи немедленно! Сколько раз говорить! – гаркнула географичка.
– Да, да. Я всегда выключаю. Сейчас вот, – пробубнил Петька.
Эсэмэска была от Леночки: «Петя, я решила согласиться на твое предложение быть твоей девушкой. Ты правда готов ради меня на все?»
«Конечно! Все что скажешь!» – радостно отбил ответную эсэмэс Петька.
– Нам пишут! – закричало с Леночкиной парты.
– Соколова! – укоризненно сказала географичка.
– Извините! – пискнула Леночка. – Я выключу.
«А до дому проводить?» – пришла эсэмэска от Леночки.
«Засмеют ведь, – подумал Петька. – А и пусть».
«Хоть на край света!» – отправил он пылкий ответ.
«А в телефоне меня записать как любимая?» – пришло от Ленки.
«Блин. Не дай бог кто-то увидит», – подумал Петька и начал писать ответ.
«Ты с самого начала там так и записана!» – соврал он и исправил в записной книжке «Леночка» на «Любимая!!!»
«А ты сможешь ради меня не спать всю ночь?» – пришло что-то странное от Леночки.
«Ха-ха-ха. А как ты это проверишь?» – развеселился мысленно Петька.
«Я и так ночей не сплю – о тебе думаю» – отправил он.
«А Бякину морду набить? А то он меня вчера козой обозвал» – озадачила Леночка.
«Сеньке морду набить? – задумался Петька. – Договорюсь с ним. Пусть для вида на меня обидится. А ей скажу, что у дома его подкараулил».
«Сегодня ему капец! Я ради тебя на все пойду» – ответил он.
«А на руках сможешь вокруг стадиона обойти?» – поинтересовалась Леночка.
«Смогу! Год буду тренироваться, а смогу!» – отбил Петька.
«А прыгать на одной ноге с моей куклой Барби и мычать романтично?»
«С ума сошла, что ли?» – удивился Петька и начал думать, как лучше ответить: «Ты издеваешься?» или «А зачем это?»
«А сможешь ради меня кидаться ананасами в проезжающие мимо поезда?» – пришла еще одна эсэмэска от Леночки. После этого плотину прорвало, и эсэмэски посыпались градом.
«Сможешь прилюдно покаяться за мат Гагарина при старте ракеты? Ради меня!»
«Готов ли ты ради меня податься в калькуляторы и быть верным таблице умножения и деления вовеки веков?»
«Возьмешь ли ты ради меня интервью у самого старого аллигатора планеты?»
«Сможешь ли ты во имя меня всю жизнь восторгаться брачным обрядом мышей-полевок?»
«Петенька, придумай ради меня песню из девятисот семидесяти одного куплета и всего двух припевов. Песня на латыни, разумеется».
«Петя, готов ли ты объявить себя арабским скакуном во имя меня и славу рыцарства?»
«Милый Петенька, не томи, сможешь ли ты пройти во имя меня экзамен на слесаря-спортсмена 4-го разряда?»
«Петр, я волнуюсь, сможешь ли ты ради меня плевком сбить звезду не меньше голубого гиганта с ночного неба?»
«Что это за…» – не понимал Петька.
– Иванов!! Ты меня не слышишь, что ли?! – вернул его к жизни голос географички. – Я тебя спрашиваю. Отвечай!
– Я не слышал вопроса, Марьванна, – покраснел Петька.
– Куда впадает Лена? – спросила географичка.
– В маразм! – твердо ответил Петька и показал Леночке язык.
Пастораль. Женский день
– Вы позволите, голубушка? – Граф галантно наклонился к Графине и вновь облил ее горячим кофе.
– Ай! Сударь, да сколько ж можно? – вскочила Графиня. – На мне же уже живого места нет. Издеваетесь вы, право. Хоть и граф.
– Помилуйте, Анна Афанасьевна, – сконфузился Граф. – Привычки же никакой. Вот и неуклюже выходит все. Ну вы тоже хороши. Нет чтоб порыв оценить. Вот так и гибнут позитивные начинания.
– Порыв!!! Я оценила порыв. Первые три чашки – оценены. Но на мне уже пять чашек кофея, а внутри всего половина. Это кошмар просто какой-то.
– Что поделаешь, дражайшая, – вздохнул Граф. – День такой. По новомодному обычаю нонче мужчины должны еду не только дамам, но и бабам подавать. А в доме у меня из мужской обслуги – Васька-конюх только. И тот пятого дня запил и валяется невесть где. А кухарка с горничной – бабы. Невозможно их заставить. День такой.
– Кстати… – смущенно заурчала животом Графиня. – Я бы поела, ваше сиятельство. Вот ей-же-ей поела бы. Вот прям без церемоний бы всяких.
– Дунька! Пожра-а… – закричал было Граф, но осекся и вздохнул. – А нельзя, матушка. Нельзя. Ибо Дунька – баба. Нельзя ей к плите сегодня. Розгами отогнал сегодня бабу неразумную. И ведь кричу ей: «Твой день сегодня, дура! Нельзя! Сегодня мужчины у плиты!» Не понимает, плачет только да тюльпан подаренный жует. До чего ж темная баба. А в доме – шаром покати. Из готового – только масло есть. Сам проверял. Дуньке розог всыпал опять же за то, что запасу никакого. Хлеба даже не пекли ведь.
– А может, в ресторацию? – подмигнула Графиня.
– На чем? – хмыкнул Граф. – Васьки ж, подлеца такого, нет уже который день. А своего вы отпустили невесть зачем.
– Так сами и сготовили бы, – топнула ножкой Графиня. – Раз уж день такой.
– Так ведь первый раз день такой, – удрученно сказал Граф. – Непривычно, матушка. Что сумел – сготовил. Себе, бабам из прислуги. Радовались, подлые. Еще бы – барин сам готовит.
– Что ж вы приготовили, умелец? – всплеснула руками Графиня.
– А кофеек вот. Вы позволите? – вскочил Граф и облил Графиню кофе.
– Ох, – вздохнула Графиня и задумчиво куснула тюльпан. – Что ж не сидится суфражисткам-то этим? Понавыдумывают дней каких-то.
– Угу, – кивнул Граф. – А манкировать нельзя. Скажут – ретроград, то-сё.
– Куда катится этот мир? – вздохнула Графиня и вдруг засмеялась, указывая на окно: – Глядите, глядите, граф! Что это делает ваша Дунька? Потешная такая.
– Это ее, душа моя, дурнит-с, – хихикнул Граф. – Она ж весь день, окромя кофея, ничего не ела. А у простой бабы организм к культурным напиткам непривычный. То ли дело у вас.
– А кстати… А то, граф, может, водочки? – осенило Графиню. – А за огурчиком да капусткой вы в погреб запросто и сбегаете. А?
– А что? – вскинулся Граф. – Это я запросто сейчас… Это мы мигом.
– Беспомощные совсем, – прошептала Графиня, наблюдая, как Граф бежит к погребу. – Без нас помрут совсем.
Из погреба раздались испуганное мычание, звон посуды и яростный крик Графа:
– Васька! Ах ты подлец!!! Я тебе покажу, как хозяйскую водку пить! С-с-сволочь! Вот взял моду – в женский день в погребе прятаться!