- Он обещал вам скидку на неё? – предположила женщина, лениво потягивая спиртное – Или вообще еженедельные уик-энды?
- Как вы угадали? – рассмеялся Чарли басовым тоном
- Предчувствие – брезгливо сморщившись, доложила та, и снова пожав плечами, взглянула на свое пойло, которое держала в руках. А Свон тем временем тешил свое воображение мыслями об обнаженной дочери, ждущей его в одной из комнат мотеля, которые обычно его знакомый сутенер снимает для клиентов,…как он прикасается к ней, как жестко целует, и как причиняет боль. Ему нравилось чувство, просыпающееся в нем, когда он осознавал что причиняет физическую боль. Да, он был ненормальным, но возможно, сам этого и не знал, или не хотел знать…?
Из пошлых размышлений его вырвала Таня, рассуждавшая об их общей проблеме:
- Мистер Свон, кто ждет, тот большего дождется. Пусть Каллен женится на вашей дочери. До суда он все равно не доживет, даже если мы ничего не предпримем сегодня.
- Как это? – не понял Свон – Автокатастрофы не будет?
Чарли был зол, но скрывал злость под мнительностью и непониманием. Какой черт дернул его за язык сговариваться с Таней Денали? Возможно, она его и сдаст полиции…
- Я сказала, что СЕГОДНЯ ничего не предпринимаем – хитро сверкнув глазами, сообщила женщина, отпивая из бокала – Поверьте мне, Мистер Свон, в понедельник, перед судом…Каллен будет мертв.
- Как? – вопрошал Чарли. Ему не терпелось услышать изощренный метод убийства человека, портящего ему планы раз за разом. Может быть, она посадит его на электрический стул? Или расчленит в живом виде? Может быть, она сбросит его в яму со змеями?
К сожалению, ничего из бредовых идей Чарли Таня и не думала совершать. В её голове было лишь одно средство, то, которое навсегда запомнится Эдварду, и отомстит за её дочь, за Изабеллу – пожар.
Он сгорит заживо в адском пламени, в котором погибла их дочка. Её жизнь, смысл её существования. Она отомстит за неё не только Каллену, но и той паршивой дряни по имени Белла, которую так отчаянно желает продать в проститутки Свон. Возможно, она даже спасет её, сделает легче, когда убьет: избавит от дальнейшей боли, которую будут ей причинять уже другие люди.
- Мы подожжем особняк Каллена! – стальным голосом произнесла женщина, ненавистно ударяя бокалом по столу – Он сгорит заживо, сгорит, как сгорела моя дочь!
- Как вы собираетесь это сделать? – хмыкнув, поинтересовался Свон, уязвленный тем, что его мнения так и не спросили…да что там уязвленный, он готов был придушить эту стервозную Денали своими же руками прямо сейчас: к сожалению, он не мог этого сделать, потому, что только она может убрать Каллена с его пути.
- Через одного из охранников – устало объяснила Таня, но, тем не менее, почувствовала, как приятное пламя мести разгорается в её груди – Через Дилана. Он подожжет дом ночью воскресенья, Каллен будет мертв. Умрет ужасной смертью.…И я буду довольна, а Изабелла – отомщена.
*
Эдвард сидел на диване в своей гостиной, а голова Беллы покоилась у него на коленях. Он ласково поглаживал каштановые кудри и смотрел в самое дорогое на свете лицо, следящее за событиями на телеэкране. Вчера Белла стала Его по-настоящему. Она отдалась ему, показала наивысшую степень доверия, и он не подвел её. Она была счастлива, и всегда будет. Всегда, пока рядом он – а он и не собирается никуда исчезать или уходить. Навсегда, навечно он будет с ней. Со своей маленькой девочкой.
Сегодня она стала его женой. Теперь они семья, супруги. В десять утра священник утвердил их брак в церкви, а документация, подготовленная вчера знакомым Каллена в этой сфере деятельности помогла им заверить брак юридическим путем. Никаких вопросов не возникло, и это очень радовало обоих (накануне вечером мужчина рассказал девушке о смещении её дат рождения. Надо сказать, она совсем не злилась). Сегодня она была прекрасна в приталенном белом платье, которое было на заказ – по велению Эдварда и выбору Беллы – сшито известным дизайнером за немыслимые деньги. Но они стоили этого – пусть для Каллена цена и не имела значения – затейливая вязь мелких брильянтовых пуговиц застегнутых на спине опускалась до самых бедер, обтягивая идеальную фигуру девушки. Ниспадающая белоснежная ткань – девушка уже избавилась от своего страха перед белым цветом - заканчивалась шлейфом, и пестрела невесомыми навесами из тончайшего шелка. Прямо как принцесса из сказки она вышла из черного «Мерседеса» Каллена, ведомая им по мраморным ступеням не меркнущего святого собора. Оказавшись внутри, они повторили клятвы, сказанные миллион раз до них – хотя, вряд ли в мире нашлась бы ещё одна похожая пара – а затем, положив руку на Библию, поклялись в вечной любви и взаимопомощи.
Когда мужчина взглянул в светящиеся от счастья глаза девушки, он видел в них отражение себя, своей души. Едва они оказались за порогом церкви, как он тут же поднял её на руки, кружа по огромной площадке перед входом. Она смеялась, обнимая его, а затем поцеловала. Мягко, нежно и нерешительно – так же как в первый раз в своей спальне. Это был их первый семейный поцелуй, тот, что оба запомнили навечно.
После же юридической конторы и церкви они вернулись в особняк, и поужинали самыми вкусными и изысканными блюдами, которые только мог найти Каллен для своей любимой, новоиспеченной жены.
После этого последовал полный наслаждения день – и дело было не только в сексе, которым они традиционно занялись после ужина – времяпровождение друг с другом вселяли в них надежду на лучшее, на самое светлое из всех возможных вариантов будущего.
Чуть позже - около десяти – приехал Джозеф Клайд, и, удостоверившись, что с бумагами заключенного брака все в порядке, уехал оформлять документы на опекунство – все же, двадцати одного года девушке ещё нет.
Этой же ночью, только намного позже, Каллен раздумывал о беспокоящих его вопросах по поводу детей. Он был счастлив и рад, но эти понятия не давали ему покоя:
Сможет ли он, захочет ли других детей? Их с Беллой детей?
Он вспоминал Изабеллу, и сердце его сжималось. Наконец, в три утра, воспоминания достигли передела, и он, встав, тихо отправился в комнату Белль. К своему ужасу, он заметил, что помещение пусто, а розовые стены заново выбелены,…исчезло все, даже мебель из ванной комнаты. Только белые стены и пол. Ни забавных рисунков на стенах, ни книг, ни журналов, ни дисков, ни игрушек. Ничего, что могло бы напомнить о прошлой обитательнице этой комнаты, которая так и никогда здесь не побывала.…Только маленькая кожаная книжечка: дневник разрисованный сердечками лежал в одном из ящиков его комода, припрятанный под груды свежей одежды. Никто не доберется туда кроме него. Он был крайне расстроен и озадачен – стоили ли делать это, если теперь так больно? Неужели так будет всегда? Вечная боль…притупленная после той истерики и потери сил, но никогда не заглушенная до конца…Ему стало так горько и плохо, что вернувшись в свою спальню, к спящей девушке, он растеряв остатки самообладания позволил себе распасться на кусочки, и заново пролить слезы. Девушка была слегка испугана, когда застала его со слезами и сдавленными рыданиями обнимающего её, но мигом проникнувшись ситуацией, скинула с себя сон, и стала утешать. Снова она вытирала его слезы, снова шептала ласковые слова, снова целовала его лицо, его шею, его грудь – напоминала, что рядом. Он не смог рассказать ей о том, что его тревожит, а она и не выпытывала это у него. Он уже давно понял, что ничто, ни одно успокоительное не сравнится с его Беллой, которая готова на все ради него. Впрочем, он тоже.…Когда девушка снова уснула, он уже успокоился, и был готов к новым размышлениям. Только теперь откидывал мысли о мертвой дочери, думая о своих будущих малышах. На утро к нему пришло решение, пришло прозрение: ну конечно же он хочет детей! Хочет, что бы у них с Беллой была настоящая, полная, крепкая семья. Что бы она стала матерью, а он отцом. Что бы на газонах этого особняка, этой его собственной Золотой Клетке бегали маленькие ножки, неистово кричащие «Папочка» и «Мамочка». Такое счастливое и безоблачное будущее…Маленькие копии его и Беллы, такая же красивая девочка с карими глазками и каштановыми кудряшками. Милая, забавная и озорная. Смелая и решительная, храбрая и сильная, добрая и ранимая, любящая и сострадающая…