- Вот и хорошо, значит, скандала не будет! – хмыкнул Каллен и, поднявшись с кровати, последовал к двери. Белла изумленно следила за ним взглядом. Он же обещал не уходить! Видимо, Эдвард заметил это в её глазах, потому что снисходительная и нежная улыбка снова засветилась на его лице. Белла буквально почувствовала эту нежность и ту заботу, которая исходящую от него волнами.
- Тебе ведь нужно переодеться? – скрывая усмешку, спросил Эдвард. - Но если хочешь, я могу остаться!
- Не надо! – почти вскрикнула Белла. Она больше никому не позволит видеть её обнаженной. После Чарли она никогда не сможет показать кому-то свое тело, этот страх будет с ней вечно, разве что не случится что-то еще более ужасное, способное затмить его… Или наоборот? Как бы там ни было, сейчас глаза Беллы сияли неподдельным ужасом, и, увидев его, Эдвард быстро отругал себя за идиотизм.
- Тише, я ухожу! – он поднял руки вверх и, пятясь к двери, успокаивающе смотрел на Беллу, желая, что бы она пришла в себя. Девушка надломлено кивнула, и вскоре Каллен исчез за дверью.
Его сердце сжималось от боли за эту несчастную маленькую девочку, изведавшую такую боль. Ведь это просто не стеснение… В её глазах было не смущение, а настоящий животный страх. Что же с ней сделали? Связано ли это с её кошмарами? С этими мыслями он стоял, прислонившись к двери, пока Белла, судорожно решая, что надеть, успокаивала сбившееся дыхание. Каллен не виноват, он ничего не знает. Она понимала, что он всего лишь пошутил, но от этого ей было не легче. Она панически боялась этого, боялась, что кто-то снова сделает с ней ЭТО, и пусть Эдвард обещал ничего такого не делать, но ведь и Чарли не должен был…
Вскоре на ней были недавно купленные с Элис шорты и блузка, и кое-как пригладив волосы, она, наконец, впустила Эдварда, уже трижды стучавшего в комнату. За ним вошли две девушки с подносами полными еды и разместили их на журнальном столике у небольшого кожаного дивана.
Эдвард опасливо смотрел на Беллу. Еще не ушедший до конца страх в ее глазах вовсе не внушал ему доверия. Черт бы его побрал! Да что он несет постоянно?
- Ты в порядке? – решился спросить он, когда она вздрогнула, уронив десертную ложку на пол. Белла посмотрела на него, и удрученно кивнула, делая глубокий вдох.
- Белла, это была шутка! – попытался оправдаться Эдвард.
- Я знаю… Прости… - тихо произнесла она, поднимая ложку с пола. Ее взгляд судорожно блуждал по тарелкам с едой, пока она отчаянно пыталась найти другую тему для разговора. Она уже была вполне сытой, но ведь нужно о чем-то поговорить! Нужно отвлечься от этой темы, причинявшей страдания её и без того исстрадавшемуся сознанию.
- Что это? - она наугад ткнула пальцем на огромный поднос и обнаружила, что действительно не знает, как называется то, на что она указывает. Блюдо было незнакомо ей. Даже больше - она не видела таких даже на картинках в бесплатных каталогах, которые собирала Рене вместо журналов для тогда ещё совсем маленькой Беллы. Ей было лет пять, а эти глянцевые бумажки пестрели красотой не хуже новостных модных обзоров от Gucci или Christian Dior.
- Это лазанья, Белла, – объяснил Эдвард, подвигая тарелку ближе к девушке. – Хочешь попробовать?
Белла не могла отказаться, потому что этот разговор завела она сама, да и интерес в ней проснулся, потому что в детстве его подавляли всеми возможными силами. Рене и Чарли не могли дать дочери многого, и приходилось выживать и держаться собственными силами. Но Белла ведь не хотела ничего заоблачного! Как и все дети, она хотела новую игрушку, новую куклу или новую книжку со сказками. Но мать и отец не могли купить ей даже это! Она проводила вечера учась шить вместе с Рене или подготавливая заказы ароматной пиццы с Чарли для их хозяев. Ей лишь раз позволили попробовать пиццу, которую развозил Чарли, и это оказалась «Пеперонни». Белла осталась не в восторге, но сам тот факт, что она ела пиццу, настоящую и горячую, пробудил в ней интерес…
- Хорошо… - растеряно ответила Белла, и через пару секунд на её тарелке появилось то самое, неизведанное, блюдо…
…Как оказалось, лазанья была довольно вкусной.
- Какой твой любимый цвет? - неожиданно спросил Эдвард, и в мыслях его возникла идея подготовить для Беллы какой-нибудь сюрприз. Да и вообще, на будущее пригодиться. Он ведь ничего не знает о ней кроме тех фактов, которые были представлены в папке.
Белла замялась. Она отложила вилку, и посмотрела в глаза Эдварда, которые после её ответа стали прекраснее, нежели были. Они засияли, в них появилась улыбка. А ведь глаза – зеркало души. И в душе у Эдварда после её ответа все перевернулось, и казалось даже, будто бы соловьи запели по весне, настолько желанным и радостным был для него ответ девушки, сказавшей правду, хоть и немного опасающейся её:
- Изумрудный…
Эдвард все продолжал улыбаться, пока Белла судорожно подготавливала свой вопрос, и наконец, додумавшись о том, что можно спросить, задала его:
- А твой?
- Шоколадный, – с нежностью ответил Каллен, и Белла, залившись румянцем, отвела взгляд. С каких пор она стала такой стеснительной? Почему робеет перед этим мужчиной? Между ними восемнадцать лет разницы! Хотя, какое ей дело до возраста? Ведь «любви все возрасты покорны»! Да и кто сказал, что Эдвард стар? Наоборот, он красив, он добр. Иногда жесток, но теперь Белла полностью уверена, что связано с тем, что он пережил.
- А нелюбимый? – снова спросил Эдвард, хотя уже предвидел ответ.
- Белый… - поморщившись, произнесла девушка, и её взгляд на миллисекунды потерял осмысленность, снова погружаясь в объятья страданий и жутких воспоминаний.
- Почему?
- Это цвет мебельных защитных чехлов! – почти выкрикнула Белла и, опустив голову на руки, попыталась унять слезы, готовые скатиться по щекам в любой момент. Эдвард же теперь впал в глубокое замешательство: причем здесь мебельные чехлы? Ну, да, они белые, но какое это имеет отношение к Белле? И тут внезапная мысль, словно гром прорезала его сознание - а ведь… кровать тоже была белой! Она не спала на ней не потому что «кровать слишком большая», а потому что она была белой! Когда она проснулась посреди ночи в первый раз, она испуганно закричала от увиденных впереди белоснежных тюлевых занавесей… Что для неё значит этот цвет? Он всегда считал, что это цвет свободы и мира, а она так его боится. Неужели что-то такое, о чем она никому не может рассказать, так сильно ранило её душу? Но что? Он не видел никакой связи между чехлами и возможными происшествиями.
Но сейчас было не самое подходящее время, чтобы задумываться об этом. Эдвард приобнял Беллу, пододвигаясь к ней и снова гладя по волосам. Девушка быстро оторвала руки от лица и подняла на него взгляд наполненных болью шоколадных глаз.
- Я не должен был спрашивать! – медленно и уверенно заключил Эдвард, убирая непослушную прядь Белла за ухо
- Ты не виноват! – покачала головой она и сморгнула слезы, не давая им скатиться по щекам. Ей не хотелось, чтобы ее вновь жалели. Пусть иногда ей и хотелось просто побыть хрупкой и слабой девочкой, но она по-прежнему боялась, что стоит только показать слабость, и её растопчут, сотрут в порошок. Мир жесток, жестоки и люди. В данный момент Эдвард единственный человек, которому она хоть немного верит и который спасал её из кошмара наяву и во сне уже несколько раз. Только одновременно он и становился её кошмаром. Да что же с ней такое? Почему она не в силах разобраться в себе?
- А твой? – спросила она слегка дрожащим голосом, все ещё пытаясь оправиться от воспоминаний.