– То есть за Гибралтаром, – вставил Быков, которому вовсе не хотелось выглядеть перед Алисой полным невеждой.
– Точно, – кивнула она. – В центре острова возвышался холм с великолепными храмами и царским дворцом. Его опоясывали два ряда земляных валов и три водяных рва. Последний, наружный ров соединялся с морем пятисотметровым каналом, по которому ходили корабли. Благодаря этому обстоятельству мой дед и вычислил местонахождение Атлантиды.
– За два тысячелетия очень многие думали, что нашли ее.
– Совершенно верно, – согласилась Алиса. – Искать Атлантиду начали еще во времена Платона. Гипотез было выше крыши. – Она провела ладонью над головой. – Искали даже в Сибири и Бразилии. Всем хотелось завладеть сокровищами, которыми были забиты храмы и дворцы. Золотые стены, золотые статуи, золотые лестницы. Серебра в Атлантиде вообще никто не считал. И все это пошло на дно в целости и сохранности!
– Я думал, там извержение вулкана было, – сказал Быков. – И землетрясение все разрушило.
– А вот и нет! Атланты пошли войной на Грецию и были наказаны за это олимпийскими богами. Остров затонул в результате наводнения: «в один ужасный день и одну ночь», как об этом написано.
– Ты говоришь так, будто веришь в олимпийских богов.
– Кто их знает… – Алиса пожала плечами. – Во всяком случае, про Атлантиду все оказалось правдой.
– Да?
Охваченный любопытством, Быков остановился. Девушка с готовностью повернулась к нему. Прямо за ее спиной возвышалась церковь с часами, но Быков на них не посмотрел. Предвкушение новых приключений было слишком сильным, чтобы думать о времени. Находись перед Быковым вместо Алисы кто-то другой, он, вероятно, отнесся бы к происходящему с изрядной долей скептицизма. Но эта красивая девушка, одетая в мужскую одежду, не скрывающую женственных форм, странным образом волновала его воображение. Перспектива находиться рядом с ней, занимаясь одним делом, приятно будоражила мысли и чувства. Разница в возрасте? Сейчас она заботила Быкова не больше, чем точное время.
– Мой дед, – заговорила Алиса, выдержав значительную паузу, – всегда был сторонником теории, что Азорские острова – это осколки Атлантиды, сохранившиеся на поверхности. И в начале года он получил подтверждение своей догадки. Знаешь как?
– Нет, – улыбнулся Быков. – Но сейчас узнаю.
– А если я тебе не скажу?
– Но мы же в одной команде! Или нет?
– В одной, в одной, – усмехнулась Алиса. – На протяжении пяти или шести лет по дедушкиной инициативе велась подробная аэросъемка в районе Азоров. Была задействована самая современная аппаратура, позволяющая фотографировать дно с воздуха. Вдобавок вертолеты были оснащены магнитометрами, благодаря которым можно распознавать слои грунта на достаточно большой глубине. И когда была готова полная и весьма подробная карта дна, мой дед…
Последовала самая затяжная и интригующая пауза, которую когда-либо доводилось пережидать Быкову. Он выдержал испытание с честью, хотя усы его слегка подергивались, выдавая нетерпение.
– …мой дед обратил внимание на странный желоб, протянувшийся возле одного из островов, – продолжала Алиса, насладившись произведенным эффектом. – Он казался подозрительно прямым…
– И был в длину ровно полкилометра, – закончил за нее Быков.
– Черт! Как ты догадался?
– Просто внимательно слушал. Ты ведь не зря упомянула про канал, соединявший наружный ров с морем.
– Да, ты прав, – подтвердила Алиса с плохо скрываемым разочарованием.
– Я готов сделать еще одно предположение, – заявил Быков, гордый своей сообразительностью. – Ширина канала совпадает с той, что приведена у Платона.
– Да. Около ста футов.
– То есть тридцать метров. И где это место?
– Об этом я сказать не могу, – отрезала Алиса. – Потом узнаешь, если дед тебя возьмет.
– А что, может не взять? – огорчился Быков.
Она рассмеялась:
– Ты сейчас на большого ребенка похож, Дима. Только усатого.
– И что всем мои усы покоя не дают?!
Веселое выражение мигом слетело с лица Алисы.
– Кому это «всем»? – подозрительно осведомилась она.
Смутившись, он кашлянул в кулак и пожал плечами:
– Просто к слову пришлось.
– К слову ловеласа?
В который раз за сегодня Быков покраснел. Наверняка сказать было невозможно, но он знал, что это слишком часто для одного дня.
– Никакой я не ловелас, – заявил он.