Выбрать главу

Керанс подошел к своему столу и сел. Он извлек из кармана компас и положил перед собой. Вокруг раздавались обычные приглушенные звуки лабораторной жизни — бормотание обезьянок, мышиная возня…

Керанс не спеша осматривал компас, слегка поворачивая шкалу, затем выровнял стрелку. Он пытался понять, для чего взял компас из арсенала. Компас был снят с одной из моторных лодок, и скоро его отсутствие обнаружится, и тогда Керансу придется испытать неловкость, придумывая объяснение краже прибора.

Продолжая задумчиво разглядывать компас, он увидел, что колеблющаяся стрелка неизменно останавливалась на точке «юг», и эта надпись действовала на Керанса с чарующей силой, как пьянящие пары из какой-то колдовской чаши.

Глава 4

Солнечные мостовые

На следующий день пропал лейтенант Хардман. Причины его бегства стали полностью понятны Керансу лишь много времени спустя.

После глубокого ночного сна Керанс поднялся рано и позавтракал около семи утра. Затем около часа он отдыхал на балконе, откинувшись в шезлонге и подставив свое стройное бронзовое тело лучам утреннего солнца, заливающего темную поверхность воды. Небо над головой было ярким и крапчатым, черная чаша лагуны по контрасту казалась необыкновенно глубокой и неподвижной, как огромный колодец в солнечный день. Поросшие растениями здания, возвышавшиеся по краям лагуны, выглядели необыкновенно древними, вырвавшимися из земных недр в результате какой-то чудовищной природной катастрофы, и забальзамированными на время, минувшее с момента их появления.

Покрутив в руках медный компас, сверкавший в полутьме комнаты, Керанс прошел в спальню и надел тренировочный костюм цвета хаки, показав тем самым, что он помнит предупреждение Риггса об отъезде. Он лишь усилил бы подозрения полковника, выйдя в пляжном ансамбле, украшенном эмблемой отеля «Риц».

Хотя он и не отбросил возможности остаться здесь после ухода отряда, Керанс чувствовал себя фатально неспособным к каким-либо систематическим приготовлениям. Кроме запасов горючего и пищи, которые в последние полгода полностью зависели от щедрости полковника Риггса, он нуждался в несметном количестве различных вещей и деталей оборудования, начиная от умывальника и кончая проводкой для электроосвещения в комнатах. Как только база с ее складами уплывет, он быстро попадет в осаду множества мелких и крупных неприятностей, и рядом не будет техников, готовых придти на помощь.

Для удобства интендантов и для того, чтобы избежать себя от частых поездок на базу и обратно, Керанс хранил месячный запас консервированных продуктов у себя в отеле. В основном это было сгущенное молоко и сушеное мясо, фактически несъедобное без добавки специй, хранившихся в глубоком холоде у Беатрис. У нее имелся вместительный холодильник с паштетами, филе и другими деликатесами, но и их хватило бы всего на несколько месяцев. Потом им придется ограничить свое меню супом из водорослей и мясом игуан.

Топливо представляло более серьезную проблему. В резервуарах дизельного горючего отеля «Риц» осталось немногим более пятидесяти галлонов, этого могло хватить для работы кондиционеров в течение нескольких месяцев. Отказавшись от нескольких комнат, перестав пользоваться моторкой и подняв среднюю температуру в помещениях до девяноста градусов, он мог вдвое увеличить этот срок, но когда запасы горючего окончательно иссякнут, шансы пополнить их будут ничтожными. Все хранилища и тайники в заброшенных зданиях вокруг лагун были давно уже опустошены толпами беженцев, в течение тридцати лет перебиравшихся к северу на моторных лодках и кораблях. На катамаране находился бак с тремя галлонами, этого было достаточно лишь для тридцатимильной экскурсии, или для того, чтобы ежедневно навещать Беатрис в течение месяца.

Однако, по каким-то причинам, перспектива этой вынужденной робинзонады — добровольного пребывания в необитаемом районе без надежды, что спасительный корабль, полный запасов и инструментов потерпит крушение на рифах — мало тревожила Керанса. Покидая отель, он как всегда, оставил термостат на уровне восьмидесяти градусов, хотя и понимал, что драгоценное топливо расходуется впустую; он не хотел даже мельком думать об опасностях, которые будут окружать их после ухода отряда Риггса. Вначале он считал, что это означает уверенность в том, что здравый смысл все равно победит, однако позже, плывя по спокойной маслянистой поверхности к протоке в следующую лагуну, он понял, что это его равнодушие вызвано твердым решением остаться. Используя символический язык схемы Бодкина, можно было сказать, что он добровольно отказывается от тех привычных условий жизни, которые выработала цивилизация. Он готовился к погружению в прошлое, в необозримые глубины времен, где каждый временной промежуток означал целую геологическую эру. На этой временной шкале минимальное деление имело цену в миллион лет, и проблемы пищи и одежды становились для него столь же неуместными, как и для буддиста, погрузившегося в созерцание лотоса над чашей риса перед ликом миллионноглавой кобры вечности.