Уилсон смог идти без посторонней помощи и Керанс оставил его и побежал вперед.
— Все будет в порядке, полковник. Я постараюсь поговорить с Хардманом; может, мне удастся убедить его.
Проход кончился, и они оказались на небольшой площади, где несколько муниципальных зданий XIX века окружали украшенный скульптурной группой фонтан. Дикие орхидеи и магнолии обнимали серые конические колонны — старого здания суда, миниатюрного лже-Парфе-нона с тяжелым скульптурным портиком; хотя над площадью пронеслось не одно десятилетие, ее мостовая была почти нетронута. Рядом с особняком суда, окаймленном часовыми башнями, находилось другое сооружение с колоннадой — то ли библиотека, то ли музей. Его белые колонны сверкали на солнце, как побелевшие ребра гигантского ископаемого.
Наступил полдень, солнце заливало площадь резким жгучим светом; Хардман остановился и непонимающе посмотрел на преследователей, а затем по лестнице поднялся в здание суда. Сигнализируя Керансу и Колдуэллу, Макреди отступил к центру площади и занял позицию у фонтана.
— Доктор, идти туда слишком рискованно! Он может не узнать вас. Подождем, пока усиливающаяся жара окончательно обессилит его. Доктор…
Керанс не реагировал на его предостережение. Прикрывая ладонями глаза, он медленно продвинулся вперед по расколотым плитам и неуверенно поставил ногу на нижнюю ступень лестницы, ведшей в помещение суда. Он слышал, как где-то впереди, в тени, хрипло дышит Хардман, втягивая в легкие раскаленный воздух.
Заполнив площадь ревом, над ними медленно пролетел вертолет; Риггс с Уилсоном торопливо ушли с центра площади и следили, как машина развернулась и начала спускаться. Шум и жара сообща колотили Керанса по голове; ощущение было такое, будто его били одновременно тысячью дубинок. Вертолет начал резко спускаться, машина взревела и зависла над судом. Керанс торопливо укрылся вместе с Макреди у фонтана, а вертолет скользнул у них над головами и, задев хвостом портик суда, в облаке мраморных осколков и пыли тяжело опустился на булыжник площади, его поврежденный хвостовой винт вращался с натужным скрежетом. Дейли склонился над контрольным щитком, слегка оглушенный при посадке. Он тщетно старался привести в порядок свое разбитое лицо.
Вторая попытка поймать Хардмана тоже срывалась. Они собрались в тени портика музея, ожидая пока спадет жара. Освещенные ярким солнцем, здания напоминали Керансу меловые колоннады египетских некрополей. По мере того, как солнце поднималось к зениту, камни мостовой все более раскалялись. Время от времени приподнимаясь, чтобы дать Уилсону несколько гран морфия, Керанс видел остальных, лежащих в ожидании Хардмана и вяло обмахивающихся своими фуражками.
Где-то вскоре после полудня, он, очнувшись от дремоты, взглянул на площадь. Дома на другой стороне площади, за фонтаном, колыхались в нагретом воздухе, временами совсем исчезая из виду. Внезапно в центре площади у края фонтана возникла высокая человеческая фигура; потоки горячего воздуха искажали ее размеры, превращая в великана. Обожженное солнцем лицо и черная борода Хардмана казались куском угля, обрывки его одежды сверкали на солнце, как золотая парча.
Керанс привстал, ожидая, что Макреди последует за ним, но сержант, солдаты, а также Риггс сгрудились в беспорядочную кучу у портика, глаза их были опущены; казалось, они ослепли или же впали в транс.
Обогнув фонтан, Хардман медленно двинулся через площадь, временами исчезая в потоках света. Он прошел в двадцати футах от Керанса, который стоял на коленях за колонной, придерживая стонущего Уилсона и успокаивая его. Миновав вертолет, Хардман дошел до конца особняка и покинул площадь, направляясь к илистой отмели, находящейся в ста ярдах.
Сразу после его исчезновения яркость солнечного света резко уменьшилась.
— Полковник!
Макреди спускался по ступенькам, прикрывая глаза рукой и указывая ружьем на отмель. Риггс, без фуражки, с опущенными плечами, усталый и раздраженный, догнал его и удержал за локоть.
— Пусть идет, сержант. Мы не будем его задерживать. В этом нет никакого смысла.
В двухстах ярдах от них, в полной безопасности, Хардман продолжал идти, жара как будто не мешала ему.
Он уже достиг первого перекрестка, временами исчезая в клубах пара, поднимающегося из ила, как в густом тумане. Перед ним, сливаясь на горизонте с небом, простиралось бесконечное внутреннее море, так что Керансу казалось, будто Хардман движется по раскаленному пеплу прямо к солнцу.