Над Шампанью эти следы войны пропали. Они летели над зелеными и желтыми лугами, над городами и сияющими реками. Тэйт впервые почувствовал себя нарушителем. Среди бела дня он чувствовал себя неловко. При ночных налетах он был один во мраке, таящей неизвестные опасности. Внутри кабины витало напряжение, которое больше соответствовало войне. А это мирное солнечное сияние делало происходящее каким—то не вполне реальным, а предстоящую задачу отвратительной. Тэйт поймал себя на том, что думает о вине и прозрачной речной воде. Он почти полностью отключился, хотя какая—то часть сознания продолжала управлять самолетом. Клочья облаков вернули его к реальности. Тучи над Рейном могли скрыть высотное соединение и оставить его и «эскадрилью самоубийц», на расправу зениткам. Но облачный покров сделался тоньше. Высотная группа повернула следом за Фоком и начала набирать высоту. Тэйт скользнул вправо и начал пологое скольжение вниз. Он хотел прижаться к земле и спрятаться от лучей радаров. Остальные 5 «Ланкастеров» последовали за ним. Они летели вдоль швейцарской границы, отмеченной яркими красными и белыми крестами прямо на земле, но Уоттс пошел слишком близко к ним, и швейцарские зенитки открыли по нему огонь, разбив правый внешний мотор. Он быстро отвернул влево, выровнял машину и продолжил полет. Из хвостовой башни донеслось:
— Все в порядке. Я здесь.
Сегодня Джерри Уитерик летел с Уоттсом, и каждый знал, что он всегда возвращается, не получив ни царапины.
Они оставили Базель справа и повернули вниз по реке, открывая створки бомболюков. В 3 милях впереди Тэйт увидел вспышки вокруг низкого парапета Кембса, однако орудия были нацелены на бомбардировщики Фока, которые летели выше. Огромные вспышки и фонтаны воды взметались вокруг дамбы. Соединение высотных бомбардировщиков выполнило свою задачу с точностью до секунды. Самолет Тэйта лег на боевой курс, никто не сказал ни слова, только Даниэлс хмыкнул: «О'кей». Теперь им нельзя было поворачивать. Летчики скользили над тихой водой с напряженными нервами и пересохшими ртами. Тэйт увидел, как «Мустанги» спикировали со стороны солнца над дамбой, и понадеялся, что зенитчики его не увидят. Но внезапно цепочка сверкающих белых шаров устремилась на него. Он почувствовал, что самолет подпрыгнул, когда бомба отделилась, ударил по газам и не увидел, как бомба вспорола воду в 10 ярдах от правого затвора плотины. Однако долетел отрывистый треск, когда хвостовой стрелок открыл огонь, и самолет перескочил через дамбу.
Позади него самолет Кастаньолы попал в вихревую струю Тэйта, и его бомба ушла мимо. Тэйт круто повернул вправо, чтобы укрыться за холмами, набирая высоту; моторы пронзительно завизжали, поднимая самолет. Он лег на крыло и увидел над дамбой пылающий «Ланкастер», за которым волочился хвост дыма. Потом он свалился на крыло и врезался в речной берег, исчезнув в огненном шаре. Это была быстрая и хорошая смерть.
Тэйт услышал в наушниках голос, как ему показалось, Говарда.
— Промахнулся. Выполняю новый заход.
Говард был еще сущим мальчишкой, хотя и храбрым. Храбрым до глупости. Теперь зенитчики были начеку, их никто не отвлекал. Говард спускался вдоль реки в одиночку, все наводчики видели его. Он был встречен плотным огнем и взорвался в воздухе вместе с бомбой.
Уцелевшие бомбардировщики отправились домой. Через 5 минут звук их моторов пропал вдали, а дамба лежала в лучах солнца, словно ничего не случилось. Только 2 столба жирного дыма поднимались там, где Говард и Уайнесс погибли со своими экипажами.
На бомбах группы Тэйта взрыватели имели задержку в полчаса. Через 20 минут после налета в небе появился «Москито», который принялся кружить над дамбой. Пилот увидел, как рядом с правым затвором вода вздыбилась, и в воздух поднялся диковинный гриб. Бурный поток хлынул через ворота, и через 24 часа уровень воды в Рейне упал настолько, что даже в Швейцарии баржи сели на дно.
Тэйт совершил очень удачную посадку, имея попадание зенитным снарядом в центроплан и простреленную шину. Еще несколько самолетов были просто изрешечены. Айвесон, даже не переодевшись, отправился в армейскую столовую, чтобы сообщить полковнику, что его второй сотрапезник, мальчик, с которым они так весело смеялись, теперь лежит в нескольких сотнях миль отсюда, в чужой стране, сгорев в самолете. Он нашел полковника в баре, отвел его в сторону, и они присели на лестнице, пока Айвесон рассказывал. На лице полковника появилось выражение боли, он зарыдал. Я думаю, это можно назвать рыданиями. Ни криков, ни всхлипываний, ни трясущихся плеч. Только слезы, текущие по щекам из широко открытых глаз.
Когда он снова смог говорить, то, запинаясь, извиняющимся тоном сказал, что видит свои усилия просто смешными рядом с делами летчиков. Полковник добавил, что ему ни разу не выпал случай поучаствовать в бою, но сейчас он ощутил войну сильнее, чем прежде.
То же самое почувствовал Айвесон, когда увидел его слезы. Они так привыкли видеть извергающие дым самолеты, которые падают вниз вместе с их друзьями, что старое выражение «срезали» звучало для них почти юмористически. Однако это был способ защиты, старый механизм мозговой блокировки.
(Через 3 недели во время высадки на Валхерене полковник получил Орден за выдающиеся заслуги за проявленную храбрость.)
Эскадрилья так и не узнала, помог ли этот налет наступлению. Спасли 14 погибших их товарищей сотни жизней, или это было одно из бессмысленных военных жертвоприношений. Мероприятие, которое в конечном счете оказывалось ненужным. Так война выхолащивает многие славные дела. Чудовищные ракетные пусковые установки, которые они разбомбили возле Па—де—Кале, немцы не успели бы достроить вне зависимости от бомбардировок. Это часть войны. Тэйт превосходно знал, что на войне большая часть ударов наносится туда, где врага нет. На каждый снаряд, попавший в цель, приходятся сотни пролетевших мимо. А на каждую попавшую пулю — целые тысячи промахнувшихся.
Следующие несколько дней прошли в лихорадочных приготовлениях к атаке «Тирпица». Основная нагрузка упала на Кохрейна, Тэйта, Брауна и наземный персонал. Поработав с бумагами, Тэйт выяснил, что из Лоссимута они могут достать «Тирпиц», стоящий в Тромсё. Но при этом остается слишком маленький, просто ничтожный запас топлива на случай встречного ветра. Самолеты должны были приять столько топлива, что их взлетный вес оказывался на 2 тонны больше допустимого. Тэйт согласился попытаться, если на самолете установят моторы «Мерлин–24», которые были более мощными, чем теперешние моторы их «Ланкастеров». 5–я группа имела несколько таких моторов, однако они были разбросаны по разным самолетам разных эскадрилий на разных аэродромах. В течение 3 дней и ночей техники работали без перерывов и отдыха, снимая «Мерлины–24» с самолетов по всему Линкольнширу и перевозя их в Вудхолл. Там с самолетов 617–й эскадрильи снимали их родные моторы, устанавливали новые, а эти отправляли на те самолеты, которые были разграблены. Конечно, было бы проще поменяться самолетами, но только «Ланкастеры» 617–й эскадрильи имели специальные бомбовые отсеки, чтобы нести «толлбои». Стоял плотный туман, и по ночам яркие лампы в ангарах отбрасывали световые дорожки.
Браун собирал длинные тонкие подвесные баки по всей Англии. Механикам приходилось снимать хвостовые башни, чтобы всунуть баки внутрь самолетов. После этого башни ставили на место. Средние башни были сняты окончательно, так же, как и броня пилотской кабины и любое не слишком нужное оборудование, чтобы облегчить самолеты.
(То же самое происходило в 9–й эскадрилье. Кохрейн отправил и ее.)
Теперь оставалось только дождаться подходящей погоды, и это было самым тяжелым. В октябре и ноябре господствуют западные ветры, которые несут с моря к Тромсё массу туч… исключая 3–4 дня в месяц, когда ветер дует с востока и небо на несколько часов проясняется. Они должны были находиться в Лоссимуте в постоянной готовности взлететь в период такого прояснения. Однако ни Харрис, ни Кохрейн не могли позволить им торчать в Лоссимуте до бесконечности. На юге тоже имелись важные цели. Единственной возможностью была переброска самолетов в Лоссимут, когда можно было предполагать прояснение. Но в любом случае у них оставалось 6 недель на атаку. После 26 ноября солнце в Тромсё не поднимается достаточно высоко над горизонтом, хотя еще несколько дней будут достаточно светлые сумерки, когда в полдень можно отбомбиться. После этого светлого времени не будет до весны. Прелестная задачка для метеорологов.