Засев на кухне, раскрыв окно пошире и заставив весь стол кружками с кофе, Сеня приготовился к долгой ночи. Он был напряжён, он был сосредоточен и напуган до ужаса, но хотел бороться.
Ближе к полуночи вдруг позвонила Ангелина, и голос её звучал обеспокоенно:
— Ты молчишь со вчерашнего дня, даже не пишешь. Что-то случилось?
Сеня собирался ответить, что стал причиной смерти минимум двух человек, но сдержался и лишь шумно сглотнул.
— Или это всё из-за мамы? — не дождавшись ответа, предположила Ангелина. — Ты волнуешься из-за неё?
— Да, — солгал Арсений.
— Я всё понимаю, — вмиг потеплел голос девушки. — Я бы на твоём месте тоже места себе не находила. Хочешь я поднимусь к тебе? Посидим, попьём чай вдвоём?
— Нет, — слишком поспешно ответил Сеня, вспомнив о следах крови, которые так и не удосужился убрать в прихожей и в комнатах. Взяв себя в руки, он сразу добавил: — Извини, я не в лучшем настроении из-за всего этого. Увидимся завтра. Я ни за что не пропущу твой отъезд.
— Что ж, — хмыкнула Ангелина, — тогда буду ждать тебя на вокзале. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — покорно откликнулся Арсений и завершил разговор.
А впереди его ждала долгая полная тревог ночь, в которую нельзя было поддаваться сну.
IX
Собственная самонадеянность подвела его. Ближе к четырём часа утра Арсений, заполненный кофе практически по самые гланды, решил принять ванну, чтобы хорошенько помыться, разогнать кровь и взбодриться. В тот момент ему казалось, что до утра он уже дотянет без каких-либо проблем. Что этой ночью ему не суждено будет повидаться с кровавым призраком.
Но погрузившись по плечи в горячую пышущую паром ванну и всего на миг пустив мысли в свободное плаванье, через пару ударов сердца Сеня обнаружил себя стоящим в серой пустой комнате, лицом к лицу с безмолвной фигурой мстительного духа. От осознания собственного провала ему захотелось взвыть и схватиться за голову.
— Не надо больше никого убивать, — только и смог пролепетать Арсений, испуганно вглядываясь в кровавую маску безликого чудовища. — Хватит. Пожалуйста. Остановись.
— Остановиться? Когда мы только начали? Когда ты стал делать свои первые и такие уверенные шаги к осознанию собственной сути?
Призрак громко фыркнул и приблизился ещё на полшага к Арсению. Теперь свободного пространства между ними совсем не осталось, и Сеня мог во всех подробностях разглядеть покрытую кровью фигуру, по которой неспешно скользили густые алые капли, будто жирные черви.
— Ты блуждал по лесу отрицания так долго. Но теперь настало время поговорить откровенно, признаться самому себе, что твоё падение началось задолго до этого самого момента. Ты придумал для себя легенду, чтобы оправдаться перед собственной совестью, чтобы игнорировать очевидное. Но ты не можешь больше закрывать глаза. Признай.
— Признать что? — едва слышно прошептал Арсений.
— Признай и осознай, что ты — это часть меня, а я — это часть тебя.
— Нет! — в ужасе воскликнул мужчина, отступая на шаг. Но призрак неумолимо сократил дистанцию.
— Почему ты никак не хочешь понять, что мы — одно целое, что я — воплощение твоих мыслей? Тебе никуда не сбежать от этого осознания, никуда не спрятаться. Лучше прими мою протянутую руку, и давай вместе последуем туда, куда ведут нас твои мечты, давай воплотим тайные желания в жизнь…
— Это не может быть правдой! — вскричал Арсений, пальцами сдавливая свою голову. — Ведь тогда это бы значило, что всех их убил именно я!
— Комната — отражение твоей сути, я — порождение этой комнаты.
— Нет-нет-нет! — практически умоляя, застонал Сеня. — Только не это! Я не убивал их! Я не хотел их убивать! Это всё ты! Ты натолкнул меня на такие мысли, ты убил их! Я тут не при чём!
— Ты отрицаешь самого себя.
— Я ненавидел их. Да! Ненавидел! Но никогда не посмел бы убить!
— Разве?
Призрак отступил на пару шагов и обвёл рукой комнату, наполненную кровью и телами. Трупы Тимура, Лиды, матери, Людмилы Петровны, Жанны, мужа Лиды и десятков других людей, выстроившись ровными рядами, колыхались на волнах. Их окоченелые лица обвиняюще были обращены лишь к хозяину комнаты.
«Ты! Ты! Ты убил нас!» — стучали в висках слова, хоть губы мертвецов были сомкнуты.
— Твоя душа жаждет чужой крови и смертей. Не отрицай этого, я вижу тебя насквозь, ведь я — это и есть ты. В комнате нет места притворству, сожалениям или отрицанию. Здесь есть место лишь тебе и мне. Или, может, мне стоит помочь тебе ещё немного, чтобы ты осознал это предельно чётко?