Узнав, что в его бригаду назначили Павла Дубовика, Довнар сразу вспыхнул и как бомба влетел в кабинет начальника. Жаровина не было в кабинете, за его столом сидел Ковалевский.
— Слышал, Кузьма Иванович? — тонким голоском закричал он. — Слышал, кого мне вперли в бригаду?
— Слышал, Федор Антонович. Это я и впер, признаться тебе сердечно, — серьезно взглянув на Довнара, сказал Ковалевский.
Федор как стоял, так и опустился на диван, недоуменно поглядывая на парторга. Эти слова сразу погасили его пыл.
— Спасибо, Кузьма Иванович, — прошептал Довнар, — но я не верю!
— Почему не веришь?
— Ты сам лесоруб… знаешь, что такое погрузка!.. И чтоб впереть в мою бригаду «подсобные работы»! Да ты посмотри, как он ходит! — возмущался он. — Я как увижу, как он плетется за возом, то, кажется, выхватил бы из его рук кнут и стеганул бы его, чтоб он хоть шел как человек.
Ковалевский усмехнулся.
— Вот я и надеюсь, что вы научите его шевелиться побыстрей.
— Кто его научит? Лысый теленок так и издохнет с лысиной. Теперь же на мою бригаду будут пальцем указывать: вот, скажут, «подсобные работы» идут… А мы еще с Доски почета не сходили.
— Ничего, Федор Антонович. У нас больше некого дать. Да я и не верю, что один человек всю бригаду потянет с Доски почета. А вы вот сообща одного человека потяните за собой.
— Пусть его за хвост тянут! Прогоню! Прогоню, Кузьма Иванович! Только что-либо замечу — сразу прогоню! Мы и без него справимся, так и начальнику скажи.
Выйдя от парторга, Довнар помчался к Ивану Свирщеву. По дороге он встретил Алену Головач и пожаловался ей и на начальника и на парторга. А у бараков остановил приемщика Миколу Куделина.
— Ты слышал, Микола? — спросил у него.
— Что такое, Федор Антонович? — заинтересовался Микола.
— Он не знает — что! — горько усмехнулся Довнар. — В мою бригаду знаешь кого дали?
— Кого, Федор Антонович?
— «Подсобные работы»! Этого бездельника, лентяя, слышал? Ты подумай, Микола! Ну что мне теперь делать?!
— Только вешаться, браток, или жениться, ничего другого не придумаешь. Я на твоем месте пошел бы на Яневку. Видел прорубь, где кузнецы воду берут? Там глубоко! Вниз головой — бух! Пусть бы знали, как подсобные… — Микола не успел закончить.
Довнар сжал кулаки.
— И ты еще издеваешься надо мной, рыжий черт! Вот как дам, так перевернешься раз десять.
— Что ты, Федор! — Микола отступил на шаг. — Ты ж ненароком зубы мне выбьешь! Чего ты размахался кулаками? Издеваешься! Какой ты чудак, братец! Дубовику в самый раз на погрузке работать, а не дрова возить. Такой здоровяк.
— Иди поцелуйся с ним, свояками будете! — крикнул Федор и, повернувшись, побежал в барак.
Свирщев собирался идти в клуб. На столе стояло зеркальце, лежала бритва. Сам он был в майке, — видимо, недавно умылся. Федор только хмыкнул, зайдя в комнату, и, не поздоровавшись, начал:
— Беда, Иван… Слышал о нашей беде?
Свирщев уже о «беде» слышал, но виду не подал. Надо было дать Довнару выговориться до конца.
— В чем дело, Федор Антонович?
— В чем дело? «Подсобные работы» в нашу бригаду вперли.
— Дубовика?
— Того, волосатого…
— Гм… Ну и что ты думаешь?
— Выгоню.
— Ну, с первого дня как-то неловко выгонять.
— А что там! Я только посмотрю, как он будет поворачиваться у бревен.
— Он сильный, Федор Антонович! Видел, как он бочки с горючим на сани вкатывает? Один!
— И медведь сильный, но попробуй поставь его на погрузку! — крикнул Довнар.
Свирщев захохотал.
— Нашел с чем сравнивать! Дубовик же человек, у него разум есть.
— А лихо его знает…
— Это не беда, Федор Антонович, что в нашу бригаду Дубовика назначили. Я вот думаю, как бы нам его обтесать.
— А-а-а! — разочарованно протянул Довнар. — Значит, ты уже слышал… Ну и обтесывай его сколько тебе влезет, а я не стану.
Покачав головой, он направился к двери.
— Федор Антонович, подожди! Приходи в клуб, в шахматы сыграем.
— Не пойду. Я из-за этого волосатого еще сегодня не ужинал.
Он грохнул дверью и вышел.
Наутро Павел Дубовик вышел на погрузку леса. Утро было ясное, морозное. Снежок, выпавший за ночь, искрился на солнце и мягко хрустел под ногами. Но настроение у Дубовика было плохое. Во-первых, он не выспался, потому что ночью пришлось везти бензин в гараж. Во-вторых, его поставили на трудную работу и он знал, что лодырничать ему не дадут.
Он чувствовал, что берут его неохотно, только по необходимости; что его не любят и не уважают; что каждый думает о нем как о «подсобных работах». Как он отличался от них, от этих сильных и веселых хлопцев! Все они в теплых шапках-ушанках, в ватниках, в валенках, в новых рукавицах, а он среди них словно белая ворона.