Он лихо провел несколько тендерных мероприятий, безошибочно распознав две-три уловки особенно ретивых и считающих себя отменными хитрецами контрагентов. Он наравне и с уважением общался как с уборщицами и водителями, так и с начальниками подчиненных ему отделов. На совещаниях нередко полностью переформулировал задачи, стоящие перед управлением, но делал это столь деликатно и ненавязчиво, что руководители отделов после были твердо убеждены, что именно они предлагали работать так, а не иначе. Он наладил питание руководства банка, отыскав и переманив первоклассного повара. В течение последующих полутора лет работал над тем, чтобы организовать питание всех сотрудников – вне зависимости от увеличения штатной численности.
Мы с Санчо взирали на него с изумлением: никто из нас и предположить не мог в Косте тех талантов, что открылись в нем с его приходом на работу в банк.
К Егорову смело можно было отнести понятие «слуга царю – отец солдатам»: он умел сочетать в себе эти составляющие мастерски и тонко, в гармонии, хотя они то и дело норовили выпихнуть одна другую; никогда не давал в обиду своих, умея быть строгим и – по прошествии времени – грозным. В то же время – никакого раболепства перед руководством банка (впоследствии – холдинга), уважение при полном сохранении достоинства.
Он работал с удовольствием, приходил раньше всех и уходил поздно. Его авторитет в банке на всех уровнях и зарплата росли. Начав с шестисот, два года спустя он получал уже полторы тысячи. Когда я однажды спросил его, в чем причина успеха (присутствующий Санчо отмалчивался с загадочной улыбкой: ему ответ был известен), Костя ответил: «Атмосфера в коллективе. И управления и банка. Она такая, что хочется работать. Это бывает не часто».
Руководство пристально за ним наблюдало. Кое-что не нравилось: в первую очередь, отношение к подчиненным. Считалось, что Костя разводит панибратство. «Аккуратней, дружище, – говорил ему Саня. – Больше стали в голосе. Реже интересуйся у уборщиц, как их внуки. Довольно и тех денег, которые мы им платим». Костя молчал... и продолжал придерживаться своей линии.
Его уважали поставщики и контрагенты, любили сотрудники банка (особенно – женщины) и души не чаяли подчиненные, от начальников отделов до водил и дворников.
И год, и два спустя он продолжал учиться, шлифуя свои знания и умения: наравне с художественной литературой читал справочники, не реже раза в месяц посещал семинары; незаметно и естественно заведя знакомства в других банках с более опытными коллегами, много общался с ними...
Он нашел свое. Собственно, он нашел его давно, в тринадцать лет, когда начал помогать отцу и дяде в строительстве дачи. А теперь... он оттачивал мастерство, как оттачивает тонкое лезвие грифель карандаша.
Весной 2001 года вдруг объявилась Маша. Приехала с Ваней в Москву «на побывку». Надо сказать, Костя сразу стал отсылать семье в Тверь две трети зарабатываемых денег, оставляя себе лишь на самое необходимое. Маша, вышедшая было в родном городе на работу, вскоре уволилась: присылаемых сумм с лихвой хватало на жизнь не только ей и Ване, но и ее родителям и бабушке.
Но этого ей казалось мало. Ее изгрызли сомнения: если Костя отправляет им такие деньги, сколько же он оставляет себе?! Наверняка в два, в пять раз больше! Не хотела она быть «столбовой дворянкой», хотела быть «владычицей морскою». Мы с Санчо были убеждены, что Костя покорно примет их обратно, тем более, он очень любил сына и скучал по нему.
Мы долго не могли поверить, что Егоров Маше отказал. Он не простил ей предательства, визита накрученной Машей тещи, после которого впал в двухмесячный запой... к тому же в то время уже встречался с Оксаной, о чем мы до поры не знали. Замечательный «синий чулок» Машенька пустила в ход весь женский арсенал от запугиваний типа «ты никогда больше не увидишь сына!» и «я разменяю эту квартиру, а тебя выселю в коммуналку к соседям-алкашам!» до слез и попытки обольщения. Костя был тверд. Не до конца понимающий ситуацию Ванька тем не менее чувствовал, что происходит что-то нехорошее, и впал в тяжелую истерику. (Несколько лет спустя он говорил, что понял тогда: им придется снова уехать от отца и вернуться в опостылевшее «Дуево-кукуево» – родной город матери он не любил.)
Супруги, теперь уже окончательно бывшие, договорились, что Костя некоторое время поснимает жене и сыну в Москве квартиру, а там эмоции улягутся, и Маша с Ваней уедут в Тверь.