В тот же вечер Кувшинович позвонила подруге и сказала, что в Испанию они летят.
– Здравствуйте, Константин Геннадьевич. Зонт можно раскрыть и поставить вон там, в углу... Присаживайтесь. Меня зовут Майя Леонидовна, я старший менеджер кадрового агентства «Гелиос». Нам понравилось ваше резюме. Я внимательно его прочла, теперь хотелось бы, чтобы вы рассказали о себе сами.
Костя послушно, почти автоматически произносил много раз говоренное, с напряжением ожидая, когда Майя Леонидовна начнет расспрашивать о последнем месте работы и коснется причин ухода. В зависимости от собеседника вариантов у него было несколько. Когда он видел (или ощущал), что говорить правду ни в коем случае нельзя, он начинал плести про несоответствие задач, озвученных перед приемом на работу, тому, чем пришлось заниматься на самом деле; про бюрократическую неповоротливость компании – наследие советских времен... и тому подобную чушь. Иногда собеседник понимал, что звучит всего-навсего версия, но в этом случае ни разу никто не начинал копать: всех устраивало, что Костя не поливает грязью контору, из которой уходит. В других случаях, сознавая, что можно (или даже необходимо) сдать часть правды, он, лакируя оценки, говорил, что получаемая зарплата сильно разнится с обещанной, психологический климат не дает возможности полноценно трудиться, организация отторгает людей, пришедших не из этой отрасли... Но существовал и третий вариант. В редчайших случаях он говорил то, что было на самом деле. То, что испытал на своей шкуре и никогда больше не хотел. Он знал, кому это говорить. Он либо не хотел идти туда работать – либо очень хотел, но полагал, что с его стороны с самого начала все должно быть предельно честно. В ста случаях из ста после его откровенной тирады люди из этой организации больше не давали о себе знать.
Последние полторы недели своей работы в «Сети» он ездил на собеседования каждый день, иногда дважды в день. Он ни минуты не сомневался, что одна из поездок в самое ближайшее время сработает и он не успеет расслабиться и сколько-нибудь зависнуть дома: отоспаться, сделать какие-то дела, съездить к матери, на могилу к отцу. В компании он бывал всего по нескольку часов, что страшно бесило Кувшинович и Валентинова. Но поделать Дарья ничего не могла: с тем, что всех мыслимых выплат сверх оклада он будет лишен, Костя смирился, а других рычагов воздействия в ее руках не было. Орать, оскорблять, топать ногами? Как-то на днях она попробовала этот проверенный способ, и что же?.. Медленно и спокойно взяв с ее стола итальянскую хрустальную пепельницу, Костя с неожиданной силой запустил ею в стену, повернулся и вышел из Дашиного кабинета, аккуратно прикрыв дверь. При этом нисколько не был похож на сумасшедшего, скорее наоборот – на излечившегося. А Дарья... Она испугалась.
Сотрудники компании разделились на два лагеря. Сторонники Кувшинович перестали с ним здороваться и в упор не видели. Противники жали руки, называли его поступок «победой над ехидной» и говорили, что он освободился. Косте было одинаково противно сталкиваться и с теми и с другими. Он не ощущал в душе победы и свободы. Очень корил себя за поспешное согласие на работу в компании, данное полгода назад; ведь были же другие предложения, но почему-то он не стал тогда, летом прошлого года, их даже рассматривать всерьез – будто морок на него напал! И напрасно он здесь так долго работал: в сущности, все стало ясно в течение первого месяца, но он все ждал, что приработается, пооботрется, свыкнется... или немного поменяется она. Как глупо...
18 февраля после работы он заехал к матери. Она с тревогой вглядывалась в его лицо, но вопросов не задавала. Он сказал ей сам.
– Я уволился, мама. Дорабатываю последнюю неделю.
Она покивала, будто просто получила подтверждение внутреннему знанию.
– Ужинать будешь? Ты ведь голодный. – Ей не хотелось, чтобы он уехал сразу. – Садись, все готово.
Она внимательно смотрела, как он ест.
– Помнишь, в августе, когда тебе сказали, что берут, что твои конкуренты отпали...
– Не было никаких конкурентов. Они блефовали, набивали себе цену.
– Я еще подумала: большие деньги, к добру они или не к добру...
– Я их не видел, больших денег.
– Я знаю. Ты решил окончательно? И заявление написал?
«Все ей известно, – увидел вдруг Костя. – Спрашивает просто так, чтобы не выдавать себя».
– Да. Пятница – последний день. После праздников не выхожу.
– И что думаешь делать?
– Ищу место, езжу на собеседования...