— И поляну вырубили по кругу, — добавил Кострулев.
— Хорошие пилоты, — осматривая корпус, сказал Шабанов, — чисто посадили машину, только брюхо слегка примято. Они наверняка выжили.
— Так где же они?
— Я должен проверить салон, — сказал Дейкин и скинул рюкзак.
— Я с тобой, — выступил вперед Шабанов.
Они поднялись в кабину по веревкам. В салоне стояла кромешная тьма, пришлось включить фонари. Дейкин вошел в бомбовый отсек.
— Все ящики целехоньки. Чертово золото! Провались оно пропадом!
— Не каркай, Гаврила! Здесь все случиться может. Глянь на пулеметный отсек, видишь кабину стрелка?
— И что?
— Кто-то из нее стрелял, два ящика пулеметных лент опустошены. Они отстреливались.
— И аптечка на полу. Бинтов нет.
— Значит, езиды достали пилотов?
— Нас не достанут, — Дейкин указал на ящики с патронами. — Здесь четыре пулемета.
— Войны хочешь? Дурак ты, капитан. Надо сделать свою работу и сваливать куда подальше. Самолет мы нашли, но транспортировать из него золото невозможно. И прилететь сюда никто не сможет, тут нет места для посадки, кругом болота и скалы. Десант бесполезен, как и мы с тобой, три тонны на горбу не вынесешь. И куда?
— Наше дело найти и дать координаты, остальное нас не касается, пусть в Москве себе голову ломают.
— Ни одна радиостанция не поймает сигнала. Нужен мощный передатчик, покрывающий огромные расстояния. В самолете такого нет и быть не может. Ты не отдаешь себе отчета, Гаврюха, куда нас занесло.
— Утро вечера мудренее.
— Приборная доска разбита. Не могу понять, как самолет занесло сюда, здесь не может быть воздушных коридоров.
Шабанов взял фотокарточку, установленную на приборной доске.
— Летчик, подполковник. Очевидно, с женой и дочерью. Так просто люди не бросают фотографии свих близких, это сигнал, Гаврюха. Он жив и где-то рядом. Он хочет нам сказать, что вернется за фотографией. Ушел, но ненадолго.
— Что он может знать? — Дейкин взял в руки фотографию. — Помню его. Командир экипажа Георгий Алешин. Его уже один раз обманули.
— Как? Ничего не понял.
— Я знаю, что произошло, Глеб. Приборы работали неправильно, их сбили магнитами, в баки не долили горючего. Посадка была аварийной. Этот самолет не должен был долететь до Москвы, вот поэтому он здесь.
— И ты об этом знал с самого начала?
— Догадывался.
— Тебя же расстрелять надо, гад!
— Завтра ты передумаешь, и на то у тебя будут основания. А сейчас надо выбираться из торпеды, все ждут ответа, которого у нас нет.
Они вернулись на поляну.
— Люди там есть? — спросила Лиза.
— Людей нет. Груз не тронут, на ящиках пломбы и замки. Есть фотка командира.
Фотография вызвала такой интерес, что можно было подумать, будто экспедиция шла спасать пилотов. Когда ее увидела Рина, ее крик напугал всех.
— Отец! Это мой отец! Рядом мама и я. Вы меня не узнали?
— Как твоя фамилия, Рина? — спросил Дейкин.
— Алешина. Я Октябрина Алексеевна Алешина. Мой отец погиб?
— Успокойся, — обняла девушку Варя, — мы все узнаем. Не волнуйся так, надо жить надеждой.
— Хороша надежда, — хмыкнул Кистень. — Мать померла, деда пристрелили, в парня влюбилась, так тот утонул, а теперь и папаша в тартарары провалился.
— Сколько человек входило в экипаж? — крикнул Журавлев, выходя из леса с фонарем в руках.
— Погасите фонарь, — приказал Дейкин.
— Свет никто не увидит, ночь лунная, от самолетов отражаются блики, а до костров очень далеко. Нам разводить огонь не стоит, это верно, а слабые лучи и на две сотни метров не просматриваются. Вы не ответили на мой вопрос.
— Экипаж состоял из пяти человек, — уверенно сказала Лиза.
— Здесь две могилы. Свежие, с табличками. Давайте разберемся. При падении двое могли погибнуть. Одного звали Кондрат Тополев, второго — Григорий Шкловский. Хоронили их, как можно догадаться, живые. Я не думаю, что это сделали люди из племени, они крестов не ставят.
— Тополев был связистом, — пояснил Гаврюха, — а Шкловский — офицер МГБ, он отвечал за груз.
— Похоже на то, — согласился Шабанов. — Пилоты выжили, так как были привязаны ремнями. Шкловский находился в бомбовом отсеке, в кабине нет лишних мест. Еще мог пострадать радист, его кресло плохо закреплено.
— Значит, мой отец жив? — прошептала Рина.
Подошел князь. В руках у него была стрела.
— Я выдернул ее из дерева. Судя по направлению, стреляли по самолету. Стрела сделана из кедра, наконечник из золота, четырехгранный, чтобы не помялся, золото — металл мягкий. Оперение стрелы похоже на хвост тетерева. Как мы знаем, эвенки имеют ружья.
— Езиды? — спросила Лиза.
— Больше некому. Они восприняли посадку самолета как акт агрессии.
— Точно! — воскликнул Шабанов. — Экипаж защищался, две ленты расстреляли.
— Езиды не лазили в самолет, — возразил Журавлев. — Ящики целы. Если бы это случилось, вы нашли бы их трупы. Значит, они попытались уйти.
— В болото? — спросил Кострулев.
— Этого мы не знаем.
— С другой стороны сюда не подобраться, — уверенно сказал Георгий.
— За летчиками наблюдали, — предположил Чалый. — На них никто не нападал. Им дали вырубить поляну, укрепить фюзеляж на крутом склоне, похоронить своих.
— Я догадываюсь, что произошло, — задумчиво сказал Дейкин. — Летчики первыми открыли огонь, Гриша Шкловский мог это сделать. Они не знали, где находятся и верили в то, что их найдут со дня на день. Шкловский отвечал за груз и был готов за него жизнь положить.
— А как же его могила?
— Возможно, он не разбился, его дикари убили. Что касается остальных, то их могли взять в плен. Сколько продержишься без еды, если блокирован в самолете?
— Исключать такой вариант нельзя, — согласился Журавлев. — Если только они не пошли к болоту. Вспомните, какие трудности нам пришлось преодолевать при подъеме. Спускаться не легче. Восточная сторона удобней, но они не знали, что в какой-то момент покатый спуск обрывается пропастью.
— Вы все болтаете, ребята, — сердито вмешался в разговор Кострулев, — но не пора ли заглянуть в сундуки? Я мечтаю увидеть свой паспорт. Лиза и Гаврюха нам их гарантировали. В противном случае их ждет казнь.
— Тоже мне, палач нашелся! — огрызнулась Лиза.
— Я свое отсидел, фея. А тебя мы подарим дикарям в обмен на зеленый коридор. Гаврюха пойдет в качестве довеска.
— Кончай базар! — оборвал его Дейкин. — С рассветом разберемся с ящиками, все свое получат. Уйти успеем до того как нас заметят. Дикари в болото за нами не полезут. Шагов на двести отойдем, а там их стрелы уже не страшны.
9.
Час от часу не легче. Три дня добирались в первом случае и набрели на частокол. Три дня шли во втором случае и вышли к колючей проволоке и вышкам. Слава богу, в монашеские рясы не выряжались — лейтенант Масоха был в форме, а Егор и Ледогоров в своих маскировочных костюмах.
— Опять зона, будь она трижды неладна! — пробурчал Ледогоров. — Всю страну колючкой обнесли.
— Ладно, Шурик, ты здесь не сидел, и тебя не знают.
С КПП доложили коменданту о странных посетителях. Обыскали, оружие забрали, документы проверили. Геологи, к бумагам не придерешься.
К воротам вышел сам капитан Малашкин. Глянув в бумаги поднял брови.
— Экспедиция особого назначения? Дальстрой? За подписью самого Белограя? Серьезные товарищи! Далековато вас занесло. Как я понимаю, это вторая экспедиция, с одними дальстроевцами я уже встречался, не так давно. Крепкие орешки! Долго их помнить буду.
— Вы говорите об отряде 666, капитан? — невозмутимо спросил Масоха.
— Верно. Командира только не помню.
— Капитан Дейкин. Но он не командир, экспедицией командует женщина. Красавица, вся в кожаном.
Малашкин кивнул:
— Проходите.
Размеры лагеря определить не удалось. Далеко их не вели, но пулеметы на вышках не скроешь. Пригласили в избу. Над крыльцом табличка с единственным словом: «Контора». Изба состояла из четырех кабинетов, на каждый из которых приходилось по одной четвертой части русской печи. Один из таких тесных кабинетов принадлежал коменданту. Малашкин притащил еще два стула, чтобы все могли сесть и спросил.