Но высота, наконец, набрана. Воронов направил истребитель наперерез строю Ю–восемьдесят седьмых, разгоняясь. На дистанции открытия огня стрелками «Штук» поднырнул под строй, оказавшись вне сектора обстрела и, влупив очередь по ведущему, переворотом ушел вниз, чтобы не подставиться, как давешний Як. В зеркало заднего обзора с удовлетворением успел увидеть огненный хвост, стелившийся за головным бомбардировщиком. Чтобы не столкнуться с ним, соседние стали отворачивать в стороны, ломая строй. Чего мы и добивались.
Пока Андрей разворачивался и опять набирал высоту, на нарушивших нормальное взаимодействие немцев набросились Яки. Не все — часть, видимо, уже растратила весь боезапас. Воронов прикинул, сколько должно было остаться у него. Выходило, что еще не меньше трети. Теоретически, хватит на шесть–восемь очередей. А практически — сейчас проверим!
Он ринулся в самый центр образовавшейся свалки. Вот, один пикировщик, сбросив куда–попало бомбы, разворачивается на обратный курс. Нет, конечно, прежде всего надо валить тех, которые все еще пытаются бомбить прицельно, но этот сам влез в перекрестие. Расстояние настолько мало, что Андрей успевает увидеть, как его снаряды взрывают кучей осколков фонарь кабины фашистского стервятника. Вражеский самолет исчезает из виду под капотом истребителя, но с его судьбой уже все ясно. Следующий! Вот и он! Несущаяся почти вдвое быстрее ползущих как черепахи «Штук» «семерка» стремительно настигает очередную жертву. Та еще не успела избавиться от бомбовой нагрузки. И уже не успеет!
От близкого взрыва вражеской машины истребитель сильно тряхнуло. По лобовому бронестеклу с грохотом проехался отлетевший от пораженного немца кусочек обшивки. Воронов выдернул машину вверх из кучи беспорядочно мечущихся самолетов, поднялся метров на пятьсот над боем, вытер стекающий из под шлемофона пот и огляделся. Собственно, боя как такового уже не было. Несколько Яков еще наседали на сбросившие над своей территорией бомбы и намылившиеся улизнуть пикировщики. И все. Остальные враги или уже сбежали, или догорали на земле. Нет, не все. Андрей проводил взглядом свою последнюю, все еще падающую по плавной нисходящей спирали и весело полыхающую жертву. Седьмой, однако! «Чего это меня угораздило!» — вдруг осознал он этот факт. «Никогда больше трех за один бой сбивать не получалось! А тут как будто сами в прицел лезли!»
На следующий день временный командир полка встал, как и весь остальной личный состав полка, ранним утром, в полшестого. Летом вставали еще раньше, но в ноябре вскакивать в четыре утра не было никакого смысла — восток понемногу начинал алеть только в начале седьмого. И то — в хорошую погоду. А сегодня та была так себе. В утреннем сумраке добрались до столовой, позавтракали и попили кофе. После насыщенного событиями вчерашнего дня среди пилотов чувствовалась некоторая психологическая усталость. Гибель командира, потом тяжелейший и ответственнейший бой над переправой, возвращение на свой аэродром на последних каплях бензина — далеко он, все же, от линии фронта — не могли не сказаться на состоянии молодых еще, в массе, воздушных бойцов. На самом деле, потрепанному в последних боях личному составу полка сильно не помешал бы выходной. Что там с обстановкой, интересно?
Быстренько проглотив остатки кофе, Воронов направился в штаб и связался с руководством дивизии. Оттуда, неожиданно, сообщили об отсутствии на сегодня боевых заданий — погода над передним краем не баловала. Опытные пилоты могли бы летать, но массовые действия авиации противника при такой погоде исключены. Поэтому в штабе предпочли дать передышку самым потрепанным из авиаполков. Приказали провести профилактический ремонт техники и дожидаться нового командования.
Новое командование не замедлило явиться. Около девяти часов утра из серой дымки, стелившейся над окружавшим аэродром лесом, вынырнул биплан У–2 и несколько раз прошелся на бреющем, убеждаясь, видимо, что не ошибся адресом. После посадки тот подрулил прямо к избушке штаба. Два прибывших летчика и оказались присланными из штаба дивизии командирами.
После короткого знакомства Андрей поводил нового командира полка, подполковника Сергея Алексеева, по расположению, показал, что знал. Потом стал прощаться: