Как оказалось, слишком низко лететь невозможно — дым от пожаров стелился у земли почти непроницаемой пеленой, сквозь которую даже очертания домов с трудом различались. С высоты этого не было заметно. Поднялся повыше, на пару сот метров. Прямо по курсу вдруг обозначилось здание Рейхстага. Еще с фашистским орлом на фронтоне, но уже довольно сильно разрушенное бомбежками. Не удержался, снизился и дал неприцельную очередь по нацистскому логову. Бессмысленно, зато как приятно!
Развернулся и нашел здание Рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе. Ровно три года назад он гостил в нем в составе советской делегации. Еще тогда сказал ехавшему с ним в одном купе Василевскому, что они сюда еще вернутся, но встречать их будут отнюдь не цветами. Что же, и они тоже прибыли не в дипломатических костюмах… Василевский, вон, под конец войны выпросился у Сталина на фронт и, покинув теплое место начальника генштаба, командует сейчас штурмом Берлина. Ну а Андрей… Здание Рейхсканцелярии тоже не осталось без отметины от снарядов Воронова, что вызвало усмешку ведомого, ехидно поинтересовавшегося: на каких еще исторических достопримечательностях собирается оставить свою подпись командир и не лучше ли было согласовать туристический маршрут перед вылетом?
Андрей не ответил, потому что, выполняя пологий вираж над городом, вдруг стал свидетелем невиданного зрелища: из чего–то похожего на железнодорожный туннель (из него выходили хорошо различимые полоски рельс) вылетел сноп огня и резво попер вверх. Моргнув от неожиданности, Воронов различил, что сноп огня существует не сам по себе, а вырывается из конца темного кургузого предмета. Ракета? Еще пару секунд у летчика заняло опознать этот предмет, а, вернее — догадаться, видно было плохо. Перед ним был ракетный перехватчик «Мессершмитт» Ме–163, еще одно творение старины Вилли! Так вот откуда слухи о подземном аэродроме! Теперь все понятно. Особенностью конструкции Ме–163 была необычная схема взлета–посадки: взлетал он не на своем шасси, которое заменяла ему выдвигаемая посадочная лыжа, а с помощью специальной сбрасываемой тележки. Вот ее то хитрые немцы и поставили, видимо, на рельсовое шасси, превратив участок туннеля в аэродром. Сесть туда, правда, невозможно, но скорее всего, это и не требовалось. Ракетный самолетик, выработав топливо, превращался в планер и мог приземлиться своей прочной лыжей на любой ровный участок земли. Вопрос только — для чего это понадобилось немцам? Неожиданно кого–либо сбить? Вряд ли. Или так решил слинять кто–то из нацистских бонз? А что — красивый план. Никто не догонит, а топлива хватит, чтобы улететь на полторы сотни километров. А если потом с набранной высоты пропланировать — то и на две с половиной. То есть — надежно вырваться из кольца окружения. На это есть шансы: декабрьский день короток, уже вечереет, через двадцать минут будет совсем темно. Как раз тогда пилот «Мессершмитта» может выпрыгнуть с парашютом в двухстах пятидесяти километрах отсюда. И ищи его свищи! А ведь многие деятели из фашистского руководства владеют пилотированием самолета !
Последняя мысль вывела его из несвоевременных раздумий. Потом будем анализировать! Сейчас надо использовать представившийся шанс обломать хитроумного фашиста и, заодно, округлить счет. Немец все рассчитал правильно, кроме одного: даже ракетный самолет не набирает максимальную скорость мгновенно. Да, он быстро разгоняется, но у Андрея в момент старта противника уже было преимущество в четыреста километров в час и пятьсот метров высоты. Этот запас делает немца уязвимым еще секунд двадцать. Выражаясь сухим языком докладов (Ох уж эти конференции, из за них Воронов уже и в разговорах начал изъясняться академическим языком. Не то, чтобы это всегда было плохо, но часто вызывало удивленные взгляды собеседников.), пока совокупная энергия истребителя Андрея превышает таковую у противника, задача перехвата на данной дистанции имеет теоретическое решение. И он был полон решимости перевести его в практическое.
На самом деле, все заняло меньше десяти секунд. Добавив газу, Воронов довернул в предполагаемую точку, где вражеский самолет должен оказаться к моменту их встречи. Огромный опыт не подвел — «Мессершмитт» в расчетный момент оказался в перекрестии прицела. Андрей от души, не скупясь, как обычно, выпустил в того длиннющую очередь. Палец еще не успел отпустить гашетку, как немец взорвался, оставив вместо себя ярчайшую вспышку. Полторы тонны ракетного топлива — страшная вещь! Истребитель тряхнуло так, что летчик чуть не выпустил управление из рук. Был бы на полсотни метров ближе — погиб бы вместе с неизвестным пилотом «сто шестьдесят третьего». Спасла интуиция, не позволившая слишком приблизиться к противнику. Который, кстати, так, видимо, и останется неизвестным — опознать тело после такого взрыва вряд ли возможно. Да и осталось ли вообще, это тело?