Андрогина!
И тихо теперь, так тихо, что каждый звук висит в воздухе, каждый луч света глохнет в атмосфере.
Ни звука, ни света…
Я лежу здесь, мне так мягко, так тихо вокруг меня, так мягко и так тихо.
И этот меланхолический мрак, этот усталый от желания, больной мрак с лихорадочно-горячими, стучащими висками.
Розы совсем поблекли. Как дрожат они в мрачном флере мрака, и в урнах их чашечек покоится смерть. И лепестки падают, точно звуки задетой струны…
И снова я вижу тебя, как некогда, во всем великолепии твоих обнаженных членов; но ты далека мне, и я смотрю на тебя холодным взором утихнувших страстей.
Мой великий глаз, мировое солнце, извлек тебя из мрака. Моя космическая воля нашла в тебе вечность. Ты была смешной игрушкой, которая в моих руках сделалась фетишем, священным идолом. Я пробуждал в тебе желания и приписывал тебе вечно новые прелести — но теперь мой взор потух для тебя, сердце больше не бьется в ритм твоему желанию.
Нет, нет!
Ты, с манящей страстью своего тела.
Ты, с животной жаждой твоего лона.
Ты не нужна мне, и я равнодушен к своему белокурому мальчику, этому смешному кусочку бессмертия.
Но ты во мне, ты, вечная спутница моего мозга, ты, безграничная мощь моего сердца —
Лишь ты, ты, разложенная на тысячу поверхностей, ты, рассеянная в тысяче пылинок очарования аромата —
Ты в миллиардах светящихся искр —
Ты, рассеянная, раздробленная, расщепленная на тысячу настроений, на тысячу тончайших чувств —
Ты, вечерняя заря над осенним полем —
Ты, мистическая прелесть религий: Ты была и есть мое бессмертие:
Ты, мое великое, святое искусство!
Для меня исчезло и забыто великолепие твоего тела; но ты во мне — восход нового мира. Я создал новые инстинкты, я пробудил для наслаждения тысячи дремавших, органов, я утвердил в сотнях мозгов новые соединения, и я вижу, как все это распространяется дальше и дальше, я вижу, как все это увеличивается грядущими поколениями, я вижу рост новых культур, я вижу более тонкий половой подбор — я живу через тебя в бесконечности рода человеческого…
И я вижу, ко мне протягивается длинная, мягкая рука; как свет звезды в тумане, мерцает она из тьмы.
Свет в комнате — какой-то образ в лучезарном великолепии:
Авель!
Каким образом восстал ты со своего одра? Разве я не убил тебя?
Приди, приди, мои брат по сердцу глубокая тайна:
Мы сосали из грудей одной матери, мы окрепли от одного и того же материнского молока, мы дети грехопадения.
Понимаешь ты, что я должен был тебя убить? Брат сердца, знаешь ты это?
Ты был сильным, девическим Я во мне, зиждительной страстью, которая, как святое «Да будет» нуждалась в новом хаосе, чтобы проявить себя.
Да, я должен был тебя убить; ибо сила моих желаний, протягивавших руки к новым страстям, была слишком велика для сытого покоя твоей изначальной воли.
Брат, приди поближе; совсем, совсем близко:
Я — Каин, я, видевший великие тайны, я — дух познания и зла, я старше тебя, потому что я — грех и преступление, я это знаю:
Мы оба недоноски, наша мать лже-откровение, и сам он, породивший мать, он есть насмешка того, кто над ним.
Да: он есть, и он будет облачаться в новую половую волю, пока я и ты не станем одно.
Авель, Авель, ты станешь мною!
Но теперь тихо-тихо…
Розы поблекли, и стучащая, лихорадочно-горячая тишина вокруг меня…
Приди, приди, мой белокурый сын; приди, моя крошечная частица бессмертия!
Мы оба в грандиозности нашего ничтожества, мы — бедные черви земли.
Ты, я и белый, красноглазый кролик.
У МОРЯ
© Перевод с немецкого М. Семенов
Эту книгу, задуманную, созданную и пережитую нами, посвящаю тебе, Дагни.
Introibo
Ты, которая пропитанными светом пальцами вплетаешь красоту увядающей осенней печали, усталый блеск пресыщенного великолепия, лихорадочные краски сожженного солнцем рая в мои тяжелые грозы —
Любимая —
много лун уже зашло с тех пор, как я тебя увидел, но мое сердце все еще сияет ярче тех звезд, которые ты посеяла в моей жизни; из моей крови все еще вырастают руки, ищущие, молящие о счастье, которое ты когда-то зажгла в моей душе.
Ты, которая в сумерках заката нежными руками плетешь прихотливую ткань никогда не предчувствованных мелодий на заколдованной арфе: о блаженных часах, пронесшихся как отдаленное эхо; о солнцах, которые, погружаясь, льют над морями свой сонный блеск; о ночах, охватывающих больное сердце своими мягкими крылами —