— Пока что?
— Пока человек не отрешится от муки существования и не начнет обратной метаморфозы…
— Обратной метаморфозы?»
В Польше со времен романтизма существует большая театральная традиция немиметического характера. Пшибышевский не занимает в ней заметного места, хотя его пьесы в свое время пользовались в Польше любовью публики. Его «драмы души» остаются, вероятно, формально слишком уж в русле реалистических, то есть психологических мотивировок, чтобы их «модерновость» можно было ощутить через модернистский образ человека, который они транспортируют. Большой шаг от романтического театра к модернистскому совершают в Польше Выспянский и «Новый театр» после 1918 года, возникший по замыслу великого польского писателя Виткевича. Как считает Виткевич, современный польский театр идет не теми путями, которые заданы Пшибышевским: гротескный театр и театр абсурда послевоенного времени черпают вдохновение прежде всего из театра межвоенной поры.
Романы еще более непосредственно, чем драма, создаются из философии Пшибышевского и его «аутентичных» жизненных переживаний, при этом связи с конкретной автобиографией ограничиваются лишь «общими чертами» — вспомним упомянутый выше деструктивный треугольник страсти, информационное содержание которого невелико и туманно. Присутствие автобиографии остается в конце концов в тех границах, которые были заданы некогда романтизмом. Для романтизма признаком аутентичности является новое эмоциональное переживание — для Пшибышевского таковым становится радикализованное эротическое (сексуальное) переживание. Доминантность сексуального насильно связывает индивидуальное с общим, так же как и принадлежащие к этой сфере садо-мазохистские проекции, которыми в определенном культурном контексте пользуется сексуальное, чтобы выразить себя.
Концепция «драмы души» противоречит эпической широте. Ограниченное число конфликтов приводит к взаимному сближению разных романов. Пшибышевский дал общий знаменатель цикличности своих текстов, всякий раз соединяя небольшие романы в более крупные единицы. Романам при этом свойственна гораздо более сильная форма коммуникативности, чем поэтической прозе или драме. К тому же они пользуются реалистическим методом повествования, что соответствует более широким кругам читателей, однако доводит романы до границы развлекательной литературы и тем самым до границы литературы вообще. Это странное блуждание на границах расхожей литературы при одновременном сохранении очень высокого эстетического сознания, сочетание тривиальных ситуаций и философской амбиции представляют собой, несомненно, нечто большее, чем издержки рыночной стратегии. Экспериментальный польский роман всегда пользовался этими пограничными блужданиями в традиции от Мичинского и Виткевича до послевоенной прозы таких мастеров, как Марек Хласко и Анджеевский, и переосмыслял их по-новому. Открытость повествования, которая означает также и гибридизацию внутри литературы, всегда у всех — и у Пшибышевского в частности — представляет собой функцию новой жизненной философии, которая может возвещать о новом начале человеческого существования в сексуальном аспекте:
«В начале был пол. Ничего кроме него — всё в нем.
Пол был бесцельным и безграничным апейроном старого Анаксимандра — тогда он навевал Мне в грезах первоначало, дух Библии, который парил над водами, пока ничего не было, кроме Меня.
Пол есть основная субстанция жизни, содержание развития, сокровеннейшее существо индивидуальности.
Пол есть вечно созидающее начало, пересоздающее-разрушительное.
Была сила, при помощи которой Я бросало друг против друга отдельные атомы, — слепой порыв, который заставлял их копулировать друг с другом, который смог создать стихии и миры»[9].
Проф. Герман Риц Цюрих
ПЯТИКНИЖИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ
© Перевод с польского Е. Троповский
Ось нашей жизни — это любовь и смерть.
Все, что только существует в человеческом мире: семья, общество, государство, война, убийства, преступления, — все это вещи второстепенные, необходимые лишь для того, чтобы обеспечить существование рожденным любовью же поколениям. Все это лишь средства, дающие возможность сохранить жизнь и предохранить от гибели свое потомство.
Еще на школьной скамье, когда я был еще юношей и пытался проникнуть в тайники жизни, меня поразили слова Шиллера: «Любовь и голод — это два полюса, между которыми проходит вся жизнь». Я изучал впоследствии все отрасли природоведения и везде и всюду встречал одно и то же начало: любовь. И для меня непонятно, почему люди так пошло и банально относятся к этому понятию.