— Способный народ евреи, нос по ветру держат, — замечает доктор. — Казаки сейчас в моде — хорошо показали себя на фронтах. Нам споете?
— При удобном случае.
— Вам его предоставят. Из штаба дивизии телефонировали. Немцев отбили, на фронте тихо. Раненых не ожидается.
Он встал и подошел к открытому окну. Я присоединился. Некоторое время мы смотрели на пустой луг. Тот выглядел мирно. Трупы убрали вчера, оружие унесли. Только пятна от кострищ напоминали о ночевке казаков.
— Хорошо, когда так тихо! — сказал Карлович. — Не люблю войну.
Я — тоже. Но войне плевать на нашу нелюбовь…
На дороге со стороны линии фронта, показался автомобиль. Он мчал на большой скорости. Это с чего так гонят? И, главное, куда? От немцев удирают? Не угадал. Автомобиль свернул к лазарету и въехал во двор. Из него выскочил незнакомый генерал с профессорской бородкой и брюшком.
— Санитары, сюда!
— Идем! — сказал Карлович. — Похоже, раненого привезли …
Раненым оказался знакомый мне генерал — тот, что обозвал меня «орлом». Нечто подобное я предполагал — простого солдата в машине не повезут. Выглядел генерал скверно. Без сознания. Посеревшее лицо, хриплое дыхание, розовая пена в уголках губ. Повязка на груди вся в крови. Цвет — алый. Легкое пробито, это к гадалке не ходи, да еще артерия задета.
— Как это случилось? — спросил Карлович, когда мы закончили осмотр.
— Шрапнель, — буркнул генерал с брюшком и зло ударил себя кулаком по ладони. — Вышли на позиции посмотреть, а немцы углядели. Дали залп. Главное, никого более не задело, а вот Алексей Алексеевичу досталось. Спасете его, доктор?
— Сделаем все возможное, — сказал Карлович, и по его тону я понял, что доктор не надеется на благополучный исход. — Раненого — в операционную! Приготовьте все! Дать ему наркоз!
Санитары подхватили носилки и утащили раненого.
— Будете оперировать? — генерал уставился на надворного советника.
— Не я, а он! — Карлович указал на меня. — У меня рука пулей пробита.
— Этот юнец? — генерал уставился на меня. — Лучшего нет?
— Этот юнец и есть лучший! — рассердился Карлович. — Сложнейшие операции делает. И никто из пациентов не умер.
— Может, в Молодечно отвезти? — не успокоился генерал.
— Не довезете! — буркнул Карлович. — Извольте, ваше превосходительство, не мешать! Вы свое дело сделали.
По его тону можно было понять, что именно генерал с профессорской бородкой виновен в ранении. Тот это уловил и сдавленно выругался. Мы пошли надевать халаты и мыть руки.
— Я буду присутствовать, — объявил Карлович. — Может, буду полезен. Так нужно. Если генерал умрет, а это с большой долей вероятности случится, у вас будут неприятности. А мне терять нечего, я свое отслужил.
Золото у меня, а не начальник! В том мире меня не стали бы так прикрывать. Есть русская интеллигенция, есть! Она лечит и образовывает, пишет книги и совершает научные открытия. А вот те, кто мотается по площадям и кричит о нарушенных правах, к интеллигенции отношения не имеют. Они — пена из выгребных ям.
— Кто этот раненый? — не удержался я.
— Не узнали? Генерал от кавалерии Алексей Алексеевич Брусилов, командующий Белорусским фронтом. Генерал, который его привез, Антон Иванович Деникин, командующий армией.
Да, уж свезло… Эта мысль мелькнула и исчезла. Мы перешли в операционную. У стола стояли Леокадия и дантист.
— Спит! — доложил последний.
— Останьтесь, Михаил Александрович! — попросил я. — Возможно, понадобитесь.
Дантист с удовольствием кивнул. Ему в радость. Мы с ним говорили, и Михаил сказал, что мечтал стать хирургом. Но отец заявил: «У человека одно тело и 32 зуба. Нет, Мойша! Только в дантисты!»
Леокадия срезала бинт. Из открывшейся раны брызнула кровь. Артерия повреждена. Я сунул палец в рану и пережал ее.
— Николай Карлович, смените меня!
Он кивнул и подошел ближе. Мы поменялись местами. Теперь он зажимал поврежденную артерию. Я взял скальпель. Разрез… Леокадия и поспешивший на помощь дантист пережимали сосуды и растягивали рану крючками. Ребра… Вот она, голубушка!
— Здесь! — указал я Леокадии. Она ловко щелкнула зажимом. — Николай Карлович, отпускайте!
Он убрал палец и сделал шаг в сторону. Я осушил рану тампоном и склонился. Что у нас? Пуля задела артерию, но не разорвала. Уже легче. Перебитую я бы не заштопал — нужен стент. Здесь о них не знают.