Выбрать главу

Странничество и — раздумья, скитанья и вздохи. На бескрайних, молчаливых русских дорогах ранним утром и сумеречными ­вечерами свершаются незримые чудеса. С дорожным посохом, с котомкой за плечами проходят богомольные люди, погружённые в святое созерцание и беспокойные, печальные думы. Их прекрасно улавливает, тонко слышит, глубоко чувствует В. Никифоров-Волгин, очень русский писатель, отдавший своё сердце, преклонивший свой слух земле. Он её знает, постигает её тайны, живёт с ней одной жизнью, радуется её вёснам и травам, её звону, её улыбкам, хранит в памяти народные приметы, восхищённые, трепетные моления, болеет душой за несчастных, грешащих вольно и невольно, за всю человеческую рать, соблазнённую звериной бездной, духовным распутством, неистовствами разгула, грубости и адовых кощунственных гримас.

Литературный отшельник, ни на кого не похожий и никому не подражающий, Никифоров-Волгин находит свои духовные удовлетворения в слиянии с глубоко затаёнными настроениями русского народа. Его голос тих, в то же время внушителен. Кажется, будто у него весь ящик стола, чуть ли не целый шкаф наполнен записями, подслушанными речениями, и «чудится, что все мы на росстани-пути стоим», что «над природой человек озоровать стал», что и «литургийный хлеб стал теперь ржаным, — почернело Тело Христово», будто наступила мировая ночь, а «никогда такой древней не кажется земля, как при ночном ветре, среди поля». Отлично и близко знакомы этому писателю упования, быт, верования народа: «в деревне масленичный понедельник назывался — встреча; вторник — заигрыши; среда — лакомка; четверг — перелом; пятница — тёщины вечёрки» и т. д. Хорошо в народе называют масленицу: Боярыня, Царица, Осударыня, Матушка, Гулёная, Красавая, — прозвища дорогие сердцу Никифорова-Волгина.

Превосходны его эпитеты: у солдат красноармейцев «неумолимые руки», у электрической лампочки «душный свет», седые волосы священника напоминали «горький ветхозаветный пепел». Центральной частью последней книги Никифорова-Волгина «Дорожный Посох» стоит скорбная повесть о странствовании и муках священника: его моления, чёрные зрелища надругательства над церковью, иконами и службой. Потрясает рассказ рыжего детины о том, как бывший семинарист кощунственно решил причастить народ самогоном. Временами казалось: русский народ раскрестился. Но не надо отчаиваться, — были и есть знамения и благодатные примеры: по лесным чащам, в подземельях, тайных монастырях и церквах, запрятанных по лесным чащобам, встречаются молельщики, ищущие правды: «Мы, батюшка, в Москву идём… О Боге хлопотать… чтобы это Бога нам разрешили…» Свершаются «светоподательные подвиги»: Господь струями иорданскими поможет омыть потемневшее лицо земли, и всплеснётся вода подо льдом.

Кроме большой повести так и называющейся «Дорожный Посох», в этой книге чудесные воспоминания детства: Крещение, кануны Великого Поста, Великая Суббота, Радуница, Отдание Пасхи и превосходный рассказ «Яблоки». Книгу Никифорова-Волгина надо читать не раз, её следует, — во всяком случае, — прочесть дважды — так много в ней словесных чудес, искренних признаний, метких наблюдений и ещё знания, неведомого большим городам, утрачиваемого с каждым днём всеми: это надо воскресить, к этой сокровищнице следует приникнуть ласковым и сторожким ухом.

В речениях, народных приметах, религиозном подъёме, звучащем в произведениях Никифорова-Волгина, таится великая сила преданий, образов прошлого, голосов истории. С былым, ушедшим, далёким Никифоров-Волгин связан крепкой, неразрывной пуповиной.

Сергей Нарышкин

Журнал «Для Вас». [Рига]. 1939. N 14. С. 14.

В.Никифоров-Волгин. Земля Именинница

Когда истомлённый бестолковой городской сутолокой случайно попадаешь в деревню, тебя охватывает совершенно непередаваемое чувство тишины и светлой грусти. Не той, создаваемой пробковыми перегородками, закрытыми дверьми и окнами надуманной, технической тишины, а внутренней глубокой примирённости. Когда не надо торопиться, смотреть каждую минуту на часы, бояться куда-то опоздать, не успеть чего-то сделать. И грусти, — не больной, не острой о чём-нибудь определённом. А вообще: ни о чём и обо всём.