Затем рука исчезла, призрак мандарина Вонга растворился в тенях комнаты, и только тишина, которую не нарушало теперь даже дыхание, углублялась с каждым мгновением. Трое китайцев по-прежнему пили свой чай, а перед ними стояло пустое кресло, где только что сидел дух мандарина Вонга. Они все смотрели на чайник, ибо хорошо знали, что это означает. Носик указывал на сердце сына мандарина Вонга.
Старик с седыми волосами вытащил из рукава своей одежды удивительный кусок резной слоновой кости. На нем были изображены нежнейшие цветы, и среди них извивались драконы. Большим и указательным пальцем старик вынул из роскошных ножен изящный стальной кинжал и положил его на крышку стола. Острие указывало туда же, куда и носик чайника. Затем он поднял удивительный фарфоровый сосуд, снова наполнил чашку и вернулся в свое кресло. Вскоре он допил последнюю чашку и поднялся. С ним встали и двое других. Спрятав ладони в рукавах, старик низко поклонился своим товарищам. Китаец с обвисшими усами также сложил руки, а сын мандарина Вонга с достоинством склонил голову в ответ. Два человека медленно вышли из комнаты, оставив чайник и кинжал на столе.
Сын мандарина Вонга снова сел в кресло и долго глядел на фарфоровый носик, где красовалась жар-птица. Взяв кинжал, он поигрывал им несколько секунд. Словно тень прошла по комнате. Фонарь закачался, дрогнул пол, чайник на столе стал увеличиваться в размерах, перед глазами отцеубийцы заплясали разноцветные огни, и возник образ мандарина Вонга с желтыми руками на крышке чайника.
Потом темнота начала сгущаться вокруг него. Великая чернота пала, и с коротким возгласом сын мандарина Вонга уронил голову на крышку стола. В сердце его был кинжал правосудия, вонзенный его же собственной рукой.
Отсвет фонаря падал на тело в черной мантии. Оно легло на резьбу, с которой его пальцы играли лишь несколько минут назад. Свет фонаря едва освещал тело на тиковой кушетке неподалеку, но ярко сиял на чайнике, чей обвиняющий носик все еще указывал на сына мандарина Вонга.