Притворяясь, будто не слышит разговора, док проверила показатели Пип и осмотрела ее еще раз на всякий случай.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая?
— Хорошо. Можно мне уже домой?
Лицо врача смягчилось.
— Ты и так дома.
— А-а, ну да.
— Зато ты можешь потребовать все мороженое, какое тут есть.
Перемена, которая произошла с Пип сразу после упоминания о сливочных сладостях, была сродни чуду. В пациентку словно заново вдохнули жизнь.
— Правда?
— Это приказ врача.
— Слышали? — спросила Элвин у обоих мужчин. — Если бабушка спросит, вы свидетели.
— Ладно, — усмехнулся Своупс. — Но если дойдет до мордобоя, я — пас.
***
— Гаррет, мы не можем пожениться, пока ты влюблен в другую женщину.
Через две недели Марика лежала в объятиях Гаррета, любуясь красивыми сильными руками в татуировках.
Они были у него в спальне. В соседней комнате, которую Гаррет называл гостевой, спал Заир. Они съехались, но Своупс продолжал настаивать на свадьбе. Марике снова и снова приходилось выдумывать отговорки, потому что пришли результаты ее последних анализов.
Ситуация, в которой они оказались, очень напоминала детство Своупса. Девушка обманом беременеет от мужчины, а потом умирает и оставляет ребенка один на один с этим миром. Только у Заира будет Гаррет, а он замечательный отец.
— О чем, бога ради, ты говоришь? — спросил Своупс. — Я годами даже на свидания не ходил.
— Я говорю о ней, — ответила Марика, пытаясь вытащить из него печальную правду.
— Да о ком, черт возьми?
— О Чарли.
Он подавился воздухом и на добрую минуту закашлялся.
— О Чарли? В смысле Дэвидсон? То есть о Чарльзе? О жене Рейеса Фэрроу, сына Сатаны, парня, который, на секундочку, бог, а теперь еще и какая-то космическая материя, которая плавает над нами и находится, мягко говоря, не здесь? Об этой Чарли ты говоришь?
— Точно.
— А я-то думал, что из нас двоих именно ты в своем уме.
— Гаррет, ты годами был в нее влюблен. Ты любил ее, даже когда мы встретились. Я знала, что она станет для меня препятствием, потому что любовь была безответной.
— Это лучше, чем ходить в кино.
— Она любила тебя, Гаррет. Ты должен это знать. Очень любила. Я видела это каждый раз, когда она на тебя смотрела.
— С насмешкой и презрением?
— А ты… ну, ты тоже ее любил. Очень глубоко.
— Ага. Так же, как люблю свой пикап. И свой любимый ситком.
— Я думаю, что… Минуточку. У тебя есть любимый сериал?
Гаррет сложил на груди руки.
— Есть.
— И какой?
По какой-то причине Марике было важно узнать ответ, поэтому Своупс, естественно, не ответил
— Вот что я тебе скажу, — проговорил он. — Ты попробуешь угадать, и если угадаешь, я поцелую тебя туда, куда захочу.
Все тело Марики наполнилось предвкушением, будто под кожей образовались пузырьки шампанского.
— А каждый раз, когда ты будешь ошибаться, ты будешь целовать меня туда, куда я захочу.
— Ни за что. Наверняка ты будешь жульничать.
— Я бы не посмел.
— Я тебя умоляю!
— Ладно. Я запишу ответ и отдам тебе. Но смотреть нельзя. Так ты будешь знать, жульничал я или нет.
— Ага, когда будет уже поздно.
— Фиг с тобой. Если я все-таки тебя обману, то приготовлю тебе на завтрак мои знаменитые низкокалорийные блинчики с корицей.
— И с бананами?
— И с бананами. Правда, это испортит всю мою гениальную низкокалорийность.
— Договорились! — выпалила Марика, пока он не передумал, а потом нависла над ним и взяла с тумбочки ручку и бумагу.
— Не подсматривай, — предупредил Гаррет, и Марика очень неохотно отвернулась. Через несколько секунд он сложил лист и протянул ей. — Начинай угадывать, но заранее готовься к очень, очень-очень глубоким исследованиям.
От нетерпения Марика заерзала.
— Итак, наверняка это что-то очень мужественное. Что-нибудь вроде «Полного дома»[4] или «Золотых девочек»[5].
Гаррет рассмеялся и начертил указательным пальцем в воздухе круг, намекая Марике перевернуться, чтобы он мог примоститься сзади, но вдруг застыл и мрачно навис над ней:
— Что ты сейчас сказала?
— «Полный дом» или «Золотые девочки».
— Какого… Ты видела бумажку?
У Марики челюсть отвисла до груди.
— Ты издеваешься? — Она развернула листок и буквально взвизгнула от шока: — Твой любимый ситком — «Золотые девочки»?!
— Ты подсмотрела в бумажку.
— И не думала.
— Значит, пока я писал, все поняла по движениям ручки.
— Разве так вообще кто-то может что-то понять?