— Какой теперь толк от этих писем? — безнадёжно машет рукой Рева.
— Будет толк! Это я тебе говорю.
— Нет, Рама, нет! Он разбил моё сердце…
— Ты ещё мужчин не знаешь, глупая. Топленое масло из горшка достанешь, только согнув палец. Ещё ничего не потеряно.
— Нет, Рама, нет. Только не теперь.
— Старших надо слушать, Рева. Вот что я тебе скажу. Просто так я этого человека не отпущу.
— Только…
— Никаких только. Делай, как тебе говорят… Слушай внимательно. Скажи, пожалуйста: оговорить тебя никто не мог? Ну, скажем, написать ему, наплести бог весть что? Я думаю, это вполне возможный вариант. Кто‑то, кто именно, мы пока не знаем, чтоб отомстить тебе, послал ему анонимное письмо. В письме излагались какие‑то факты, которые должны были бросить на тебя тень. Видишь, он сам пишет: «У меня имеются доказательства, и теперь ты не сможешь держать меня в неведении…» В чем дело? Что у него могут быть за доказательства?
Рева уже не плачет. Она смотрит на подругу широко открытыми глазами.
— Больше не хочу иметь дела с этим бесчестным человеком, — чуть слышно говорит она наконец. — Я с самого начала сомневалась в его порядочности.
— Тогда, может, расскажешь всю правду? — и, опасливо покосившись на дверь, ученая дама Рама Нигам переходит на шепот: — У тебя с ним… ничего не было?
— Поэтому‑то я и плачу, Рама! — хватаясь руками за голову, стонет Рева. — Все из‑за этого…
— Глупая девчонка! — принимается отчитывать Рама. — Если дело зашло так далеко, он ещё и не то мог написать. Ты с самого начала допустила ошибку. Никаких других причин тут нет. Запомни это. Если бы ты с первого дня держалась потверже, все было бы по–другому. А сейчас он рассуждает примерно так: если до свадьбы она могла уступить мне, где доказательства, что этого не случилось и с другим?
— Вот об этом самом он и пишет…
— Ладно, неси сюда все его письма. Я и не знала, что ты ещё такая глупенькая. А не то мы б давно его приструнили.
Из коридора слышны голоса Сипры и Патнешвари. Рева торопливо закрывает дверь на крючок. Тут же раздается стук в дверь и голос Патнешвари:
— Откройте! Кто там закрылся изнутри? А ну открывайте.
— Что такое?
— Дружок твой явился.
— Какой ещё дружок?
Рева отбрасывает крючок и толчком распахивает дверь.
— Ну, угощай сладостями, — вваливаясь в комнату, радостно возглашает Патнешвари. — Веду его прямо от вокзала. Бедняга чуть телефон не оборвал, названивал в общежитие, а никто трубку не брал… Я узнала его по свитеру, что ты ему связала… Ступай встречай своего ненаглядного. Перенервничал бедняга.
— Не разыгрывайте меня.
— Это я‑то разыгрываю?.. Ну, если не веришь, поди взгляни собственными глазами: у ворот дожидается… Да вот хоть Сипру спроси.
Сипра радостно кивает. У Ревы точно камень с души сваливается. Она удивленно хлопает ресницами и растерянно оглядывается на Раму.
Рама делает строгие глаза: дескать, погоди…
Патнешвари и Сипра удаляются наконец в свою комнату. Рама бросается к подруге и, взяв её за руки, усаживает на постель.
— Куда рванулась? Его величество прибыло? Вот потому‑то он и стал задирать нос! Не спеши! Сначала мы вышлем к нему Рамратию с запиской. Посмотрим, какой будет ответ.
— Ну, а если…
— Никаких если! Помни: на этот раз оплошаешь, всю жизнь будешь умываться горькими слезами. Уж я‑то знаю, зачем он пожаловал, шайтан.
Робкий стук в дверь. Из‑за полуоткрытой створки осторожно выглядывает старуха Муния.
— Сестрица Рева, а сестрица Рева! Там бабу какой‑то. Вас спрашивает.
— Записку от него принесла?
— Он на словах спросил, записку не посылал. Попросить, чтоб написал?
— А разве тебе не говорили, чтоб без записки не вызывали?
Недовольно ворча, Муния плетется назад:
— Раньше‑то без всяких записок часами торчали у ворот, а теперь вишь новые правила завели.
На имя Кунти из деревни пришла телеграмма. Бэлы не оказалось на месте, а из тех, кто проживал в общежитии, никто не умел читать по–английски. Пришлось Кунти идти на поклон к «верхним».
— Здесь сказано: «Немедленно приезжай. Болен муж», — с трудом одолев текст, объясняет Сипра.
— Что ж мне теперь делать? — расплакалась Кунти. — Послезавтра экзамены, а там муж больной мается. О всевышний! А тут ещё начальство чуть не с утра куда‑то исчезло. Придется у самой мэм–сахиб отпрашиваться. Денег — ни пайсы. Что делать, ума не приложу.
Старуха Муния приносит наконец записку.
— Говорит, передай лично мисс Реве Варме! Скажи, мол, спрашивает её Саксена!