Ночью стало прохладно, и я зарылся в песок, который еще не остыл после жаркого дня. Стараясь не думать о том, что в нем может быть. Но как я не гнал воспоминания о тех днях проведенных в детстве в пустыне. Воспоминания сами накрыли меня с головой. Страшное было время…Наверное самое страшное в моей жизни…После того как пропала моя мать, я прибился к стайке таких же как и я. Тогда многие пропадали. Еда в магазинах кончилась, а какая осталась, была не съедобна. И если съел вздутую банку консервы, считай тебе хана. И тогда настали тяжелые времена. Расплодилась всякая гадость. Вылезла она на поверхность до моего рождения, но в то время ей стало тесно жить с людьми в городе. А людей было еще много…Очень много. Наверное, несколько тысяч. И так получилось, что уже в шесть лет я узнал кто самый страшный хищный зверь на земле…И это был не торк, не самоходка, не лихоманка, не плесень, не полудурок мутант, у коего мозгов как у пятилетнего ребенка…А самый страшный и беспощадный зверь – человек. Голодный, доведенный до безумия, он все еще остается самым хитрым, самым изворотливым, самым умным и потому смертельно опасным. Люди начали жрать друг друга. Ели самых слабых и беззащитных. Приманивали ребенка, нападали на беззащитную женщину…Как звали мою мать не помню, почти забыл как она выглядела. Но, кажется, она была самая прекрасная на свете. Ее светлый и смутный образ почти стерся в моей памяти. Но как не заставляю себя забыть, не могу… Её крик до сих пор стоит в моих ушах: 'Беги! Сынок, беги!!'. А в горло ей уже впивался нож. И я бежал, бежал изо всех сил. И слышал за собой топот тяжелых ног и смрадное дыхание убийц. От них несло человечиной..Несло запахом давно не мытого тела. Испражнениями. Несло запахом разложившегося трупа. Они ничем не брезговали..Помню, как бешено, колотилось мое сердце. Как будто молот стучал в моей голове. Уши заложило от стука. Я ничего не соображал от страха. И меня, скорее всего бы поймали и съели, не провались я тогда в расщелину. Это был обрушившийся подземный переход. И преследователи потеряли меня из виду. А я два дня потом сидел в этой яме и не мог выбраться. И даже не пытался. Мной по очереди овладевали то страх и отчаяние, то ненависть к убийцам. Пока не накатило полное равнодушие к жизни. Я хотел умереть, чтобы оказаться на небе с мамой, чтобы никогда уже с ней не расставаться. Самым моим любимым и дорогим человеком…
А потом в яме меня обнаружил Косой и стал кидаться мелкими камнями. Не больно, но очеь обидно.Он так меня разозлил, что я вылез из казалось бы, невылазной ямы, чтобы набить ему моську. И мы подрались. А потом помирились. Позже нашли других ребят, так же по одиночке прятавшихся от всех на свете…Не помню, кому из нас пришло в голову уйти из города. Но пришло. После одной облавы, устроенной за нами взрослыми. Мы оказались в ловушке. И если бы не были такими маленькими и мелкими, не просочились бы по канализационной трубе до ближайшего колодца. Вылезли. Отодвинули неимоверно тяжелую чугунную крышку, закрывавшую колодец. И пошли, куда глаза глядят. Туда, где был хоть малейший шанс выжить. Мы ушли из города в пустыню. Эх, если бы мы тогда знали куда идем…Было нас человек двадцать примерно, когда уходили. А вернулись семеро. Я, Косой, Веник, Блямба, Шустрый, Верзила..и еще. Вот, блин, уже и не помню. Ах да,…был с нами Ящерка. До похода в пустыню звали его как-то иначе, но вернулся он уже Ящеркой.
Тут дело такое…В пустыне плохо с едой всегда, но с водой еще хуже. Только ящерки часто встречаются. Ловят они мух, слепней всяких. Мы их ловили и ели первое время. Ну, как…Шкурку снимали, кишки выкидывали поначалу. А потом Ящерка обнаружил, что тот большой странный пузырь с едкой и кислой жидкостью, можно пить. И что интересно, выпьешь парочку таких, и потом пить целый день не хочешь. Хаймович объяснял потом, что в этом мешочке песчаная ящерица держит запас воды, некий концентрат, который попадая в организм, превращается в воду. Отмершие клетки твоего организма претерпевают какие-то изменения, что в своем распаде высвобождают воду…Так, вот как-то. В общем, дело темное. Сам Хаймович, это смутно себе представлял, и свои догадки изложил с умным видом и обозвал их гипотезой.
Впрочем, в пустыне есть живность куда как интереснее ящерицы. При воспоминании об этом мне стало неуютно…То ли песок греть перестал, то ли теплее раньше были ночи? Ночи темные непроглядные. Не было ведь раньше луны ночью, как и солнца днем. Я их увидел то только месяц назад. А тогда темно было как у торка в жопе. Дозорных ставить бессмысленно в такой темноте как не пялься, один черт, ничего не увидишь. Костер жечь не с чего..Вот мы все спать и ложились. Лишь надеялись утром проснуться. Не всем это удавалось. Помню, схавали первого пацана собаки. Но мы тогда еще на стреме были, сон был жидкий как вечерний сумрак. И все копья похватали и в круг стали, оборону держать. Только он один не успел…А второго песчаный паук съел. Здоровый такой гад. Это уже после мы его паутину в песках видеть научились и между холмов старались не ходить. Он свою воронку между дюн делал, если положим, проход между дюнами есть – значит, все нормально. А если как яма круглая в песках, там его самое и гнездо. Тьфу, ты черт! Надо же было такое вспомнить. Сон как рукой сняло! А ведь так спать хотел? По любому вспомнить все надо, поскольку топать нам с полковником и топать по этим пескам бог знает сколько времени. И как говорил Хаймович, знание опасности уменьшает опасность. Или что-то в этом роде он говорил…