— Противник все время пытался охватить наш фланг, а Князев парировал контратаками в центре. Мы допросили пленных и выяснили, что у белых девять пехотных батальонов против наших двенадцати, но очень сильная артиллерия. Когда движение на железной дороге остановилось, стало по-настоящему опасно. Наши пушки замолчали, патронов тоже оставалось в обрез — мы ведь снабжались «с колес». Так что за нами к вечеру оставалась только часть станции, мы отошли практически по всей линии и оказались в полуокружении. Хорошо, мы днем изрядно потрепали их кавалерию, и потом они уже боялись атаковать.
— Я еще до вечера отправила к вам поезд!
— Он пришел как нельзя вовремя. Уже темнело, самолеты убрались наконец. В пять с четвертью мы поднялись в контратаку и прорвали их фронт. Два батальона отрезали от главных сил. Похоже, их командир тогда потерял уверенность в себе. Они отошли повсюду, начали окапываться, явно ожидая, что мы сейчас перейдем в наступление.
— Но мы вместо этого отступили! Почему?
— Ты же знаешь наши потери… К тому же боеприпасов много израсходовали.
— Так что же выходит… — Саша нахмурилась. — Они… победили?
Ждать посланного за попом Ваську можно было и в тепле, но во всех обывательских избах яблоку было негде упасть, а Саша хотела побеседовать с мужем без посторонних ушей. Потому они мерзли на занесенном снегом крыльце сельской церквушки.
Белоусов давно завел обыкновение кратко и понятно пересказывать ей фронтовые события. Эти отношения начались между ней и начальником штаба задолго до тех, что привели их в итоге к порогу этой церквушки.
Бывшие офицеры, которых в РККА называли военспецами, комиссаров обыкновенно недолюбливали. Пятьдесят первый полк не был исключением, тем более что в него направили не просто штатского, но вдобавок еще и девицу. Оскорбленные до глубины души офицеры быстро поняли, что никакого военного опыта у комиссара нет и армейской терминологии, не говоря уже о жаргоне, она не знает. Открыто перечить комиссарам в то время было опасно, поэтому непрошенную начальницу принялись изводить, нарочито усложняя доклады. Белоусов поначалу грешным делом и сам взял манеру вворачивать выражения вроде «товарищ комиссар, как вы посоветуете дебушировать по миновании дефиле?» или «позицию занять на боевом гребне, стенку оврага эскарпировать» — лишь бы полюбоваться, как комиссар кусает губы, стыдясь открыто признаться в невежестве. Но после начальник штаба пожалел старательную и, в сущности, не злобную девицу и при случае будто бы между делом пересказал ей содержание последнего совещания простым, понятным дилетанту языком. С тех пор так между ними и повелось.
— Мы проиграли? — повторила вопрос Саша.
Если во что-то она до сих пор верила, так это в то, что Белоусов ответит ей со всей возможной честностью.
— Поле боя осталось за белыми, так что формально они могут считать это своим успехом. Но это пиррова победа. У них в изобилии техники, однако теперь не будет хватать людей на гарнизоны, карательные отряды, сопровождение транспортов снабжения. А значит, быстро задавить партизанскую войну не получится. Мы купили себе время. Будем надеяться, что время работает против них.
— У них такие же потери, как у нас, и поэтому они нас почти не преследовали?
— Увы, их потери меньше наших, полагаю… Мы сильно пострадали от артиллерии. Но у них и боевых войск, то есть за вычетом всяких частей обеспечения, меньше. Кстати, к ночи их пушки почти что замолчали — рейд на линию в их тылу, который провела Аглая Павловна, и взрыв состава со снарядами в Ряжске вызвали перебои в снабжении. Там, похоже, взорвались и химические боеприпасы, как будто даже новейшие отравляющие газы вроде иприта.
— Подожди, иприт? — Саша резко вдохнула морозный воздух. — Да как же это? Они что же, привезли газовые бомбы сюда, на Тамбовщину?
— Именно так.
— Господи… Что теперь сталось с Ряжском?
— Перевозки на железнодорожном узле будет трудно вести как минимум месяц. Нужна дегазация, разбор обломков, восстановление инфраструктуры. Плюс мост, плюс разъезд…
— Да к черту разъезд! С городом что, с людьми?
— Ну… Газ непредсказуем. Мы не знаем, сколько утекло, какая концентрация на местности, как менялся ветер…. Точное число жертв пока неизвестно даже им, но теперь город придется эвакуировать.
Саша старалась справиться с дыханием. Люто хотелось курить, но табак весь вышел. Точное число жертв неизвестно… Оно всегда неизвестно, кому надо считать! Все требует жертв, только сами жертвы уже ничего не требуют… На ком эти смерти, на нас или на них? Их газовые бомбы, наша диверсия. Надо будет говорить войскам, что белые сами взорвали газовые бомбы в уездном городе; а те станут писать в газетах, что это мы. Кто виноват на самом деле? Задохнувшимся в своих постелях людям без разницы.