Я подошла к ней, и села на маленький пуфик напротив ее стула. Она протянула руку, и я взяла ее. Ее кожа была прохладной и нежной, и казалась хрупкой, как у птички.
— Расскажи мне о себе, Клэр.
Я с сомнением переводила взгляд с нее на Лиама.
— Не уверена, что есть, что рассказывать.
— Всегда есть, что рассказать. Ты из Нового Орлеана. Слышу по твоему голосу. Он очень милый.
— Спасибо мэм. Я из Нового Орлеана. Семья моего отца отсюда — Конноли.
Она мягко улыбнулась.
— Не нужно тут никаких «мэм», дорогая. Если ты прошла мимо Лиама, Виктории и Фостера, то мы уже друзья.
— Лиам лаял больше всех.
Элеонора откинула голову и рассмеялась чудесным мелодичным смехом.
— Как всегда, дорогая. Как всегда. Итак, говоришь, ты Конноли. Не из семьи Майкла Конноли? Того, что управлял «Королевскими рядами»?
— Майкл был моим прадедом, — он эмигрировал из Ирландии. — Моего отца звали Марк.
Она кивнула.
— Думаю, моя семья знала их обоих. Часто делали покупки в магазине, — ее голос смягчился. — Твоя семья все еще жива?
— Нет. Ну, то есть, со стороны Конноли. Последним был мой отец. Его не стало. А матери я не знала.
Она издала тихий понимающий звук.
— Ясно. Значит, ты последняя в роду. Магазин все еще работает?
— Да. Буду хранить до последнего.
И затем до меня дошло. Из-за Лиама у меня появилась надежда продолжать заниматься магазином, жить «нормальной» жизнью, а ведь какое-то время назад я считала это невозможным.
Я посмотрела на него и увидела, что его глаза уже были прикованы ко мне.
— Лиам помог мне сегодня. Магазинчик откроется завтра, потому что он помог мне.
Лиам кивнул.
— Меньшее, что я мог сделать.
— Хорошо, — произнесла Элеонора. — Хорошо. Рада слышать, что он выполняет свой долг перед городом. Мы живем в хорошем городе.
Она похлопала меня по руке, которую все еще держала, и посмотрела прямо над моей головой. Мне показалось, что она вообще не видит.
— Ты можешь призывать вещи, — сказала она. — Двигать их.
Я моргнула. Никогда не думала об этом, как о «призыве» вещей, но да, примерно этим я и занималась.
— Да. Ты это увидела?
— Я слепа лишь в этом мире, дорогая. Не в другом.
Я испуганно посмотрела на Лиама.
— Во время Второй битвы Элеонору ударили шаруром — жезлом заклинаний. Она начала терять зрение в нашем мире и стала способной видеть магию.
— Ты Восприимчивая? — спросила я.
— Не совсем, — ответила она. — По крайней мере, не активирую магические мониторы. Мы верим, что Восприимчивыми рождаются, что их Восприимчивость часть их сути. Я родилась не такой, но получила новое зрение, так мне нравится это называть — новое зрение из-за того, что в меня ударили магией. И еще, возможно, из-за места, где меня ударили.
Она осторожно дотронулась до лба, к шраму, который пересекал его.
— Префронтальная кора головного мозга, — пояснил Лиам.
— Центр обработки нервных импульсов, — произнесла я, и Лиам кивнул, подтверждая.
— Вот туда ее и ударили, — сказал он. — Мы думаем, именно поэтому это так на нее повлияло.
— И никак иначе, — сказала Элеонора. — Но мне и этого достаточно. Что привело вас сюда?
— Клэр нужен учитель.
Мне не понравился намек, что изначально я все делала неправильно, но не могла с ним не согласиться.
— В нашей жизни нам всем нужны учителя, — сказала Элеонора успокаивающе. — В разное время мы учим разные уроки.
Она улыбнулась, и я увидела отблеск непокорности, наверное, в подростковом возрасте у нее были проблемы.
— Мой муж научил меня танцевать танго, — сказала она. — Он был очень красив. Почти так же, как Лиам. И он был чудесным танцором. Он водил меня на танцы в пятницу по вечерам, потому что, конечно же, субботы были для месс, и мы танцевали, как безумные.
Она погрузилась в воспоминания, улыбаясь так счастливо. И затем, казалось, стряхнула их с себя.
— Я иногда теряюсь в прошлом. Боюсь, стареть — опасно.
— Уж лучше стареть, чем нет, — вставил Лиам.
Не могла не согласиться.
— Каждый встреченный нами человек может научить нас чему-то. Гораздо труднее найти идеального учителя для того, что тебе действительно надо выучить. У каждой магии свой цвет, — продолжила Элеонора. — Лучший человек — не тот, чей цвет совпадает с твоим, а тот, чья магия дополняет твою, вроде цветового круга. Например, желтый и фиолетовый дополняют друг друга. Каждый привносит в другой лучшие качества. А вот желтый с зеленым, нет. Они сталкиваются, создают напряжение. А напряжение нам тут не нужно.
Свободной рукой она указала изящным жестом на остальную часть комнаты.
— Принеси мне кварц, пожалуйста. Он на серванте за алебастром.
Лиам кивнул, встал, прошел к буфету из темного дерева с несколькими ящиками с серебряными ручками, на его верху громоздились безделушки и воспоминания. Нет, не громоздились, скорее всего Элеонора знала, где что стоит. Но их было много. Он принес прозрачный, угловатый стержень кварца, размером со свечу.
— Спасибо, милый, — сказала она и положила кварц на стол, за конусообразной свечой, стоящей на бело-синем блюдечке. Достав длинную спичку из маленькой коробки элегантным движением запястья, она подожгла фитиль, в воздухе появился запах серы.
Свет проходил через кварц, создавая на столе перед ней радугу. Я всегда их любила. Что-то в них успокаивало, думаю, порядок цветов. Каждый оттенок на своем месте.
— Теперь, — произнесла Элеонора. — Твою руку, дитя.
Я подала ей руку.
— Вначале, — сказала она, — мы выясним твой цвет.
Своей нежной прохладной рукой она поднесла мою к кварцу.
Как только кожа коснулась света, радуга задрожала и распалась, исчезли все цвета, кроме оранжевого.
Элеонора улыбнулась.
— Интересно. Милый оттенок, я называю его «тыквенный».
— Ты видишь цвет? — спросила я осторожно, надеясь не обидеть.
— Это не просто цвет, — сказала Элеонора с улыбкой. — Это отражение магии, след магии, который приходит из их мира в твой. В их мире — это магия. В нашем мире — электроны.
— Элеоноре нравится наука, — сказал Лиам с улыбкой.
— Как и должна нравиться всем умным женщинам, — сказала она, — по меньшей мере, они должны бысть с ней знакомы. Именно так я и смогла столько узнать об их мире. Читая, экспериментируя, делая записи. Как можно больше узнавая от Пара, которых встретила здесь.
— Многих встретила?
— Парочку. Многие из них милый люди, некоторые нет. Исходя из моего опыта, не очень-то отличаются от людей. Теперь, держи свою руку здесь, пожалуйста. Лиам, ты не принесешь мне мою записную книжку?
Лиам прошел к бюро, открыл дверь буфета и достал красную кожаную книжку, ее страницы были скреплены латунной защелкой. Он протянул ее Элеоноре, которая ощупывала воздух кончиками пальцев в ее поисках, прежде чем опустить ее на колени.
Она открыла ее, появилось нечто, похожее на линию цветов. На половине страницы были нарисованы маленькие квадратики прозрачных цветов, каждый лишь немного отличался от другого. Она была немного похожа на один антикварный альбом с образцами цветов акварели, который я видела в магазине. Другая была исписана таким маленьким и аккуратным почерком, что я не могла его прочитать.
Элеонора быстро переворачивала страницы, цвета расплывались от красного до оранжевого, приближаясь к моему тыквенному. Она замедлилась и остановилась на квадрате, который выглядел также, как и свет, все еще идущий сквозь призму, затем взяла маленький карандаш, прикрепленный к цепочке на ее шее.
Начав писать, она замерла.
— Твое второе имя, дорогая?
— Бриджет, — ответила я. — Это имя моей бабушки.
— И весьма милое. Клэр Бриджет Конноли, — она записала мое имя, затем снова уронила карандаш. — И я тебя записала. Ну, конечно же, не совсем твое имя. Я использую собственный код для твоей защиты.
— Конечно. Это все Восприимчивые? На каждом цвете?