Почти уверена, дело было в каком-то заклинании, чарах. Однако это ничуть не уменьшало моей ненависти, так же как и не меняло того факта, что я желала снова услышать свое имя из его уст. Клянусь, в следующий раз мне повезет увидеть, как при этом складываются его губы.
Как раз перед тем, как врезать ему прямо в его чрезвычайно острую челюсть. Конечно, это не совсем что-то бы поменяло…
Об Аварате мне доводилось знать, по существу, крайне мало. Так же как и о фейри, да и обо всем здесь, но… что-то я знала наверняка. Например, знала, что по сравнению с фейри я всего лишь одна из тех мошек, что жужжали вокруг нас в лесу.
Я также знала, что не выберусь отсюда живой – будь неладно проклятье, – и самое меньшее, что можно было сделать, – это убедиться, что не умру спокойной смертью. Калдамир и все прочие фейри еще пожалеют о том дне, когда заключили сделку и притащили меня сюда.
Если, разумеется, Аварат не прикончит меня первым.
Мы провели в дороге всю ночь: ехали до тех пор, пока я уже больше не могла сидеть в седле прямо. Однако после того как я в третий раз чуть не упала со спины Ринн, мы остановились, но только по требованию лошади.
– Мы ведь можем немного отдохнуть.
– Она не выживет в лесу ночью. Нам придется привязать ее к седлу, чтобы она не свалилась, – раздался ответ Калдамира.
– Еще чего, – возмутилась я голосом, охрипшим от бессонной ночи. Пальцем я указала на его руки, уже потянувшиеся к толстой веревке, лежавшей в сумке. – Если ты посмеешь накинуть на меня эту веревку, я… я… я повешусь на ней!
Приоткрыв от удивления рот, он наклонил голову на бок.
Мой корпус выпрямился, несмотря на ноющую боль в мышцах, и я кивнула, надеясь, что выгляжу решительнее, чем ощущаю себя на самом деле.
– Да, именно так я и поступлю! Много же от этого будет пользы тебе и твоей сделке, а? Я тебе нужна, чтобы ты мог добраться до этого своего Лесного двора живым, не так ли?
Калдамир зашевелил челюстью. Его пальцы так крепко сжали веревку, что она начала разматываться. Но спустя мгновение он просто кивнул.
– Ну хорошо. Только не вини меня, когда ты свалишься с Ринн и больше не проснешься.
Я с трудом сглотнула:
– Мы оба не заснули бы, если бы ты рассказал подробности той сделки, из-за которой мне пришлось оказаться здесь, – сказала я. – Думаю, я заслуживаю знать хотя бы это.
Калдамир окинул меня подозрительным взглядом:
– Чтобы ты попыталась отыскать отсюда выход? Ты немножко припозднилась.
– О, – произнесла я, наклонившись вперед и прижав ладонь к шее кобылы, – не думаю, что для этого бывает поздно. – Ринн фыркнула от удовольствия, когда я вытащила жучка у нее между лопаток.
– Оставь его, – сказал Калдамир, щелкнув веревкой, все еще сжатой меж пальцев, и отбросив мою руку. – Они – одни из немногих выживших магических существ. Мы больше не можем позволить себе убивать их.
– Одни из немногих?
– На самом деле… – на мгновение его взгляд остекленел. Проигнорировав мой вопрос, он внезапно начал хлопать лошадь по гриве. Когда его рука вновь появилась между нами, то она вся была покрыта маленькими насекомыми. Вся его ладонь, протянутая ко мне, была окроплена пятнышками крови и усеяна раздавленными тельцами жучков.
– И что мне с этим делать?
Вместо того чтобы ответить прямо, он показал следующее: зажав у себя одну ноздрю пальцем, вторую он наклонил к ладони и резко вдохнул останки насекомых. Когда он снова выпрямился во весь рост, из его груди вырвался блаженный вздох. Взгляд Калдамира прояснился, но на этот раз в нем проявился маниакальный блеск. Глаза его были раскрыты чуть шире обычного, и могло показаться, что он разучился моргать.
– Ни за что, – сказала я, поерзав в седле, будто бы желая доказать, что перспектива свалиться с лошади мне больше не грозит, – я не буду вдыхать волшебных жучков.
– Они безвредны, – покачав головой, ответил Калдамир, – но только в небольших дозах.
Я снова сморщила нос:
– Даже не надейся.
Калдамир кивнул, затем опустил взгляд на веревку, которую держал в руках, и начал медленно, методично снова ее разворачивать.
Мое сердце забилось чаще при одной мысли о том, как он связывает мои руки. Я уже ощущала, как веревка врезается в плоть на моих трясущихся, наверное, от усталости бедрах, втянутом от странного волнения животе, на тонкой талии, когда он начнет обматывать меня. Все туже и туже… до тех пор, пока я уже больше не смогу двигаться, пока окончательно не окажусь в его власти.