Чья-то сильная рука не дала Фармаковскому закончить речь. В следующее мгновение доктор оказался пригвожденным к скамье.
— Это вы?! — изумился Фармаковский, оборачиваясь к фельдшеру. Тот ничуть не смутился, подхватил рыхлое тело доктора в охапку и потащил к выходу из казармы.
— Извините, господа, ему плохо, — пояснил фельдшер офицерам и скрылся со своей ношей в дверном проеме.
Со стороны было невозможно понять: ведет ли фельдшер Фармаковского или тот движется сам по себе. Скорее — первое, потому что доктор то и дело вскидывал непослушную голову и спрашивал:
— Кто вы есть? И зачем вы утащили меня из казармы, так вашу так… Я протестую!
— Помалкивайте уж, коли третьего дня не сумели отличить первого встречного от подлекаря!
— Гм, в самом деле… Но вы находились в полковом лазарете! — Доктор искренне недоумевал, пытаясь лучше разглядеть в кромешной тьме лицо странного субъекта, столь отменно справлявшегося с обязанностями фельдшера при бальзамировании императора.
— На ловца и зверь бежит, — туманно пояснил незнакомец.
— Понимаю: вы хотели лицезреть императора. Поздравляю, вам это удалось, чего не скажешь о прочих. Фь-ю-у… — Фармаковский присвистнул и зашелся истерическим смехом.
— Как понимать ваши слова? — Фельдшер остановился посреди дороги, отстранил от себя доктора, продолжая, однако, держать его за плечи двумя руками.
— А никак! — ответил Фармаковский. — Мертвые мертвы…
Раздосадованный фельдшер схватил доктора за грудки и тряханул что было сил.
— Нет уж, милейший, договаривайте до конца. Или я вышибу из вас всю душу… Ну!
Фармаковский едва устоял на ногах. Глянув на пустынную дорогу, он понял, что помощи ждать неоткуда.
— Я, право, не знаю… не уверен… Мне показалось, что внутренности императора…
— Да говорите же побыстрей!
— Мне показалось, что печень и желчный пузырь были не те…
— Не хотите ли вы сказать, что первоначально, при вскрытии, эти органы были другими? Что к моменту анатомирования их подменили?
— Я не ручаюсь. Последние три ночи я почти не спал.
— Значит ли это, что императора убили?
— Сумасшедший! Что вы такое говорите…
Фельдшер снова схватил доктора за отвороты мундира и притянул к себе.
— Если нет, то зачем было подменять органы на другие? А, может быть, вы бальзамировали вовсе не императора! Разве вы не видели, что лицо его совсем не похоже на государево?
Фармаковский уперся руками в грудь фельдшеру и попытался вырваться на свободу.
— Берегитесь, сударь, вы опасно шутите! Если на то пошло, у нас есть посмертная маска.
— Маску можно снять заранее. Императоры тщеславны даже при смерти! Они не дожидаются последнего часа, чтобы застолбить себе место в пантеоне великих, да и на тот свет стремятся не ахти как… Тело Бонапарта упрятали в осьми гробах. Как тут душе свидеться с Богом? Нет, что ни говорите, а государь нынче совсем не тот…
— Вы ничего не смыслите в лекарских делах! — возмутился Фармаковский, с опаской поглядывая на фельдшера. — По станицам уже прошел слух, будто его величество убит. Если вы один из тех…
— Не пугайте, доктор! Кто хочет быть возле царя, тот всегда рядом со смертью.
В голосе незнакомца Фармаковскому послышался вызов и вместе с тем некая обреченность. Наконец фельдшер слегка оттолкнул доктора от себя.
— Ступайте… И не дай вам бог рассказать кому-либо о нашем разговоре!
Он провожал Фармаковского взглядом до тех пор, покуда тот не скрылся из виду. Затем быстрым шагом направился к ближайшему буераку, где его поджидала заранее оседланная лошадь…
Таганрог, 22 ноября 1825 г.
Начальник Главного штаба генерал-лейтенант Дибич, сопровождавший Александра I в путешествии по Крыму, находился в состоянии глубокого душевного потрясения. Ведь, кажется, совсем недавно здесь, в Таганроге, он и император тайно встречались с Шервудом и Виттом, двумя провокаторами, предавшими декабристов. Вместе они намечали план пресечения заговора… Однако сегодня Дибичу приходилось думать о новом повелителе — наместнике царства Польского великом князе Константине Павловиче. Девятнадцатого числа, сразу после смерти Александра, Дибич послал в Варшаву донесение, назвав в нем цесаревича «его императорским величеством».