Прозоров покидал судно в хорошем настроении. Правда, в истории с Виннером осталась одна загадка: кто надоумил Дибича заменить Треймана на Виннера? Сам начальник Главного штаба решил произвести такую рокировку? Не резонно… Прозоров был почему-то уверен, что и здесь не обошлось без Мэквилла. Однако доктор не имел контактов с Дибичем. Через кого он действовал?..
Петергоф, 15 июля 1827 г.
Появление полковника Главного штаба сначала в Таганроге, а потом и в Чуфут-Кале не столько обеспокоило, сколько озадачило Мэквилла. Ему казалось, что разгадка тайны подмены сосуда исключена. Разве что сама императрица проболталась? Но этого Мэквилл не мог допустить при самой буйной фантазии. Кто же? Кто открыл полковнику лазейку? Неужто император? Но он был далек от тех событий… Впрочем, сам доктор только догадывался о глубинных причинах таганрогской трагедии. Корни ее были в Лондоне. И кто бы нынче в Петербурге ни захотел нарисовать полную картину смерти Александра — ему будет недоставать «лондонского звена». А Лондон далеко…
Мэквилл сожалел, что согласился отправить Виннера восвояси. Лучше было бы избавиться от неугодного свидетеля здесь, в Петербурге. Но Виннер был племянником какого-то функционера в Адмиралтействе…
Депеша, полученная доктором из Лондона, требовала от него новых действий. Теперь уже возвращение самого Мэквилла на родину зависело от выполнения этого приказа. Лондон требовал от него почти невозможного. Но ситуация вокруг Греции складывалась таким образом, что военное столкновение Англии. Франции и России с Турцией было почти неизбежным. Каннинг хотел усидеть на двух стульях одновременно. С одной стороны, он подписал секретную статью Лондонской конвенции, согласно которой — если Турция не откажется от военной акции против греков — державы «коалиции» должны были силой отогнать флот султана от берегов древней Эллады. И все же Каннинг надеялся на какое-то чудо… Глава Форин-офиса полагал, что Россия в конце концов воздержится от военного конфликта с Турцией. В Петербурге, очевидно, помнят, что начатая против турок в 1806 году война затянулась на шесть лет. Но, может быть, пережив потрясение от внутреннего заговора, Николай хочет испытать себя на врагах внешних? Верно, Николай, устами графа Нессельроде, настоял на подписании «секретной статьи». Но ведь можно и отказаться от нее! Видимо, Каннинг надеялся именно на это, когда через своего верного друга Уилсона решил поручить Мэквиллу новое и весьма сомнительное задание.
…Сегодня Мария Федоровна выглядела значительно хуже, чем во все предыдущие дни. Букли висели у нее за ушами, как свернувшиеся пожухлые листья. Кожа императрицы не впитывала в себя крем и румяна — они лежали у нее на щеках этакими «яблоками», как у бродячих клоунов. А красная роза на платье!.. Мария Федоровна напоминала «старую кокетку» Строцци. Видела ли она в Эрмитаже эту картину? Наверное, нет.
На сей раз Мэквилл был принял в парадной зале. Несмотря на светлое время суток, шторы на окнах были опущены, а все свечи на люстрах и канделябрах запалены. Императрица сидела на маленьком диванчике, облокотившись о горку подушек. На ней было строгое бархатное платье, в руках — веер, столь знакомые доктору по прежним встречам, и книга с перламутровой закладкой между страницами.
Мэквилл трусил и в то же время был готов к единоборству. Он понимал, что в случае неудачи с него спросится на этом свете. Внутреннее превосходство было на его стороне.
Пересиливая страх, Мэквилл ринулся в атаку:
— Ваше величество, сегодня я пришел к вам отнюдь не как доктор… — Он с достоинством поклонился, прервав фразу.
— В таком случае, сударь, мне придется выдержать правило частного визита. В вашем распоряжении считанные минуты!
Мэквиллу показалось, что старуха втайне злорадствует над ним.
— Ваше величество, я хотел бы первым делом поблагодарить вас за «надворного советника». А заодно полюбопытствовать, какова дальнейшая судьба есаула, внезапно нарушившего наше с вами спокойное существование?
Императрица пропустила последний вопрос мимо ушей.
— Вы благодарите меня за награду, и мне остается лишь радоваться собственному великодушию. Нет ничего проще, доктор, как осыпать кого-либо милостями. Право, это ничего не стоит!
Мария Федоровна ожидала от Мэквилла новых вопросов, но доктор многозначительно молчал.
— Ах, да, вы вспомнили о несчастном! Стоит ли он вашего беспокойства… Есаул под надежным оком. Но кто устережет самих сторожей? — почти с библейской философичностью спросила Мария Федоровна то ли Мэквилла, то ли себя.