Преисполненный рабского трепета, Иванов откланялся. Очутившись за дубовой дверью генеральского кабинета, он подумал: «Сегодня в шахматы играть я бы с ним не стал…»
В тот же день нищего арестовали. Полиция действовала так, чтобы на Иванова не пала и тень подозрения. Формально казак был задержан за отсутствие вида на жительство и неспособность толково объяснить цель прибытия в Петербург.
Во исполнение приказа Бенкендорфа «выудить у нищего, зачем он домогается свидания с императором» Иванов начал было разрабатывать план нового разговора с казаком и то, под каким предлогом надобно появиться в полицейском участке. Однако дело разрешилось самой собой, без усилий с его стороны. Егерь получил от нищего записку, переданную на волю через солдата охраны. Нищий приглашал Иванова навестить его в полиции, обещал открыть нечто очень и очень важное.
На этот раз «нищий» предстал перед егерем совсем в ином обличье. Это был чисто выбритый и щегольски одетый красавец двух с половиной аршин ростом и косой саженью в плечах.
Иванов не заметил, чтобы «нищий» был удручен своим новым положением. Всем своим видом он показывал, что попал в участок случайно и надеется на быстрое освобождение. Егерь тоже держал себя естественно, как и подобает человеку, ничуть не виноватому в чужом несчастье.
— Не буду скрывать, сударь, что я даже рад встретить вас тут, а не в образе нищего где-нибудь на мосту… Спешу сообщить, что письмо ваше подано мною через надежные руки адресату, — Иванов не заметил, как перешел с «ты» на «вы». — Речь идет об одном из членов высочайшей фамилии. Думаю, со дня на день письмо будет у его величества. Да вас теперь не узнать! — то ли с восхищением, то ли удивленно заметил егерь. — Кстати, начальник участка не видит надобности держать вас здесь сверх необходимого и готов отпустить, коли вы тотчас отбудете по месту жительства.
— Нет, нет! Я не могу уехать! — горячо возразил псевдонищий. — Меня ждут товарищи… Здесь, в Петербурге!
— Как! Вы приехали не один? — удивился Иванов.
— Разве я в прошлую нашу встречу не говорил вам, что на руках у моих друзей бумаги, удостоверяющие покушение на покойного ныне государя?
— Нет, сударь, вы ничего не говорили о «покушении», — сердце егеря колотилось необычайно сильно, возбужденное необычным сообщением. — Что же вы сразу?.. Это меняет дело. Да знаете ли вы, что за такую весть император не поскупится на самые высокие награды! Даже рядовым…
— Я есаул! — гордо подчеркнул казак и добавил, поджав губы: — В отставке…
— Это сущий пустяк! Государю ничего не стоит произвести вас в майоры. Сегодня он щедр к защитникам престола. Чаша правосудия должна перетянуть чашу зла. Слишком много несчастий! — Слишком много… Иванов с неподдельным чувством вознес глаза под потолок, обращаясь как бы к самому Богу. — М-да, новые обстоятельства ставят меня в тупик. Вы домогаетесь аудиенции у императора и в то же время не имеете на руках документов…
— Мы оба заложники обстоятельств! — выпалил есаул. — Коли письмо дойдет до императора, то вас либо призовут к ответу, либо вы поделите со мной славу разоблачителя врагов отечества!
— Да, но каким образом я приобщусь к «славе»? — удивился Иванов.
— Вы могли бы сегодня… сейчас встретиться с казаками.
— Вы отдаете себе отчет, чем я рискую?
— Еще бы! Мне ли не знать, как трудно простому смертному искать расположения у царей. Путь к ним труден, но у вас нет выбора. Итак, мои товарищи ждут нас на толкучем рынке. Для пущей секретности они изображают из себя торговцев рунами…
Егерь решился. Ссылки на Бенкендорфа оказалось достаточно, чтобы начальник полицейского участка освободил есаула под ручательство Иванова.
На толкучем рынке, оглушаемый кудахтаньем кур и визгом поросят, егерь едва поспевал за широко шагавшим казаком, продиравшимся сквозь разношерстную базарную толпу торговцев и барыг. Не прошло и получаса, как небо затянуло багровыми тучами. Стало темно, назревала гроза.
Иванов забеспокоился:
— Сударь, мы исколесили весь рынок… А ну как ваши товарищи уже отбыли в войско?
— Напрасны ваши волнения. Казаки хитры. Где мы их не увидим, там они нас все равно заприметят. Однако вы сопровождаете меня словно под конвоем. Это может их смутить. Оставшись один, я скорее нашел бы своих товарищей.