Его лицо снова стало жестким, с примесью холода, он заявил:
— Так ты говоришь, что Лидия тебе была не нужна.
— Нет, — прошептала я, и от его слов у меня в животе все перевернулось, и мне стало гораздо хуже.
Это чувство отразилось в моем голосе, и от моего тона холод покинул его лицо. Его сменило настороженное тепло. Это было не менее захватывающе, чем все остальное в нем, но я продолжала говорить.
— Мне нужна была моя бабушка. Мне все еще нужна моя бабушка. Только не так.
— Она не согласилась бы, — тихо ответил он, и теперь в его голосе отразилось тепло.
— Она была бы не права.
— Джози…
— Джозефина, — одернула я его, подчеркивая.
— Неважно, — нетерпеливо ответил он. — Я знаю Лидию уже семь лет. Это означает, что письмо, которое мы только что услышали, было написано где-то за последние семь лет. Думаю, недавно. Это означает, что ее чувства к тебе, описанные в ее последнем желании, были недавними. Ты правда собираешься игнорировать это?
— Да, — немедленно ответила я, и его лицо снова изменилось, глаза изменились, все в нем изменилось. Я просто не могла понять, как. Пока он не прошептал:
— Не надо.
Все мое тело застыло.
— Не делай этого, Джози, — продолжал он. — Она хотела, чтобы я был у тебя.
Он не может говорить серьезно.
— Хотите сказать… — начала выдавливать я сквозь сжатые губы.
— Нет. — Он покачал головой. — Я хочу сказать, что самое меньшее, что мы могли бы сделать, это узнать друг друга. Дать ей немного того, чего она хотела. Мы оба обязаны уважать ее волю, и я ничего о тебе не знаю, кроме того, что она мне рассказывала и последних двадцати минутах, что я с тобой провел, но я понимаю, что ты понимаешь.
Немного того, что она хотела. Чего именно она хотела? Бабушка знала этого человека уже семь лет. Она подарила его детям большие суммы денег. И она отдала меня ему. И все же она ни разу о нем не обмолвилась. Этого я не понимала. То, что я начинала понимать, когда мое странное утро катилось дальше, было то, что это было не очень приятно.
— Ужин, — мягко подбодрил он. — Только ужин. Ты думаешь, я придурок. Я не собираюсь быть мудаком по отношению к девочке Лидии, потому что эта женщина много значила для меня, для моих детей, и этого просто не произойдет. Почувствуешь это каким-либо образом, и мы закончим. Но поужинай со мной.
Я могла бы сказать, что поужинаю с ним. Потому что было ясно, он не собирается сдаваться, пока я этого не сделаю. А потом просто не пойду. Город был небольшим, но Лавандовый Дом находился не совсем на главной улице. За то короткое время, что я буду там находиться, я могла бы его избегать.
А потом я уеду.
Поэтому я решила сделать именно так.
— Хорошо. Ужин, — солгала я.
Его губы изогнулись.
— Великолепно.
— Где мы с вами встретимся? — спросила я, и его губы опустились, но брови поползли вверх.
— Встретимся? — переспросил он.
— Встретимся.
— Джози, когда мужчина приглашает женщину на ужин, он забирает ее у двери дома и возвращает туда же, — постановил он, и я нашла этот указ тревожным. Меня это беспокоило, потому что, хотя я ни с кем по-настоящему не встречалась, это не означало, что я не общалась с большим количеством женщин, которые ходили на свидания. И в наши дни мужчины и женщины чаще всего встречались на месте свиданий.
Мне это не нравилось. Если бы я пошла на свидание, я бы не потерпела мужчину, который сказал бы мне, что встретиться со мной где-то.
Мужчина, который не смог бы вести себя галантно, другими словами, сделать усилие, чтобы забрать меня и благополучно доставить домой, не стоил моего времени. И меня беспокоило, что Джеймс Мархэм Спир в этом был со мной согласен.
— Я не знаю, как сложится мой день, — сказал я ему, и это было правдой. — Мне нужно кое-что сделать для своего работодателя. — Это была неправда. — Не говоря уже о множестве вещей, имеющих отношение к смерти бабушки. — А это снова правда. — Я бы предпочла не беспокоиться о встрече с вами в Лавандовом Доме, так как, вероятно, в любом случае буду в городе, так что я могу просто встретиться с вами в месте, где мы будем ужинать.
Он снова посмотрел на меня так, словно изучал.
— Итак, когда и где мы встретимся? — спросила я, когда в течение некоторого времени он не говорил ни слова.
Это продолжалось дольше, и я уже собиралась сказать хоть что-то, когда он наконец заговорил.
— Рынок Омаров, шесть тридцать.
— В шесть тридцать.
Мне это не понравилось. Я никогда не ужинала раньше половины восьмого. Я была совой. Обычно я ложилась спать только после полуночи. Есть так рано означало, что мне нужно будет перекусить перед сном, а я этого никогда не делала. К счастью, на самом деле я не собиралась с ним встречаться, так что это не будет проблемой.