По крайней мере, это было хорошо.
Но…
— Кто-нибудь другой над тобой издевался? — мягко нажала я.
— Дети могут вести себя отстойно, — сказала она утвердительно.
— Милая, — прошептала я, теперь понимая ее отношение, когда мы впервые встретились.
— Все уже не так, — сказала она мне, начиная чувствовать себя неловко.
Я не хотела, чтобы она испытывала неловкость, но не могла оставить эту тему.
Пока нет.
Мне нужно было сказать кое-что еще.
И я подошла ближе, протянула свою руку, чтобы взять ее и крепко сжать.
— Если что-то подобное когда-нибудь случится снова, или у тебя будет что-то, что ты захочешь обсудить, я рядом. Если это будет предполагать для тебя эмоциональную опасность, мне, вероятно, придется поговорить с тобой о том, чтобы поделиться этим с твоим отцом. Но если это женские штучки, и тебе нужно поговорить с кем-то, кто прошел через это и выжил, пожалуйста, подумай о том, чтобы поговорить со мной.
Она пристально смотрела мне в глаза, ее взгляд был несколько испуганным, но в том, как она смотрела на меня, было что-то глубоко прекрасное.
То, что я запомнила, и это было просто бесценно. И пока я это запоминала, до нас донесся голос, который мы обе очень хорошо знали.
— Можно мне поговорить с дочерью?
Я напряглась.
Эмбер напряглась.
И мы обе посмотрели на Донну.
Донна смотрела на наши сцепленные руки.
О Боже.
Я даже решила проехать лишние полчаса до продуктового магазина в Уэллсе, чтобы не столкнуться с Донной. Она перевела взгляд на меня и спросила:
— Не возражаешь?
— Я нет, но это зависит от Эмбер, — ответила я, мое сердце забилось сильнее, когда я почувствовала, как рука Эмбер крепче сжала мою.
— Нам не о чем говорить, — вставила Эмбер, и Донна посмотрела на дочь.
— Всего две секунды, милая, пожалуйста. — Попросила Донна.
— Нет, — ответила Эмбер.
Донна придвинулась ближе.
— Ты не отвечаешь на мои звонки, а мне нужно сказать тебе кое-что важное.
— Я не отвечаю на твои звонки, потому что мне это не нужно, — ответила Эмбер. — Видишь ли, я считаю, что у меня уже давно нет мамы, ну, знаешь, она умерла или что-то в этом роде. Так что, я думаю, когда папа женится на Джози, она может просто удочерить меня законным путем, и тогда я обрету настоящую маму. Знаешь, какой у меня никогда раньше не было.
Эта атака была настолько жестокой, удар пришелся в полную силу, что я могла видеть его по лицу Донны.
Поэтому я сжала ее руку и прошептала:
— Эмбер.
Она отпустила мою руку, обошла меня и схватила тележку, толкая ее вперед.
— Мы должны покончить с этим, иначе у Ита начнется паника. Его завтрак, вероятно, переварился еще час назад.
Это, конечно, было правдой, но как бы мне или Эмбер не было неприятно находиться в обществе Донны, я не могла оставить все как есть.
— Думаю, нам всем стоит пойти выпить кофе, — предложила я.
Эмбер остановилась и посмотрела на меня, ее лицо застыло, глаза сверкали.
— Ни за что.
— Все в порядке, — голос Донны был писклявым, и когда я посмотрела на нее, я поняла, это из-за того, что она изо всех сил пытается сдержать свои эмоции. — Я… я просто… — она замолчала, оглядываясь по сторонам, и я поняла, что она собирается сбежать.
Я перевела взгляд на Эмбер.
— Дорогая, позаботься о списке. Я поговорю с твоей мамой. Встретимся у кассы.
— Сойдет, — с готовностью ответила Эмбер и неторопливо пошла прочь, толкая тележку, словно ей было все равно.
Я оглянулась на Донну и предложила:
— Может, нам стоит выйти на улицу?
Она уставилась на меня, и я поняла, что она хочет сказать «нет». Но было очевидно, что ей очень больно, поэтому она не смогла сделать ничего, кроме как кивнуть.
Мы вышли из магазина и пошли по дорожке, чтобы оказаться подальше от дверей.
Только тогда я заговорила.
— Ты уезжаешь от Магдалены? — спросила я.
Она моргнула.
— Это маленький городок, Донна, — напомнила я ей.
— Я… ну… Андерсон предложил мне прибавку, чтобы я осталась, но в Бостоне есть работа, за которую платят больше, и…
Я прервала ее:
— Ты не можешь уехать из города.
Она уставилась на меня.
— Джейк не хочет, чтобы ты уезжала, — сказала я, и у нее отвисла челюсть. — Он хочет, чтобы мать его детей была матерью его детей. Хотя это, вероятно, не имеет для тебя значения, я тоже не хочу, чтобы ты уезжала, по той же причине. Твои дети, увы, скорее всего, не позволят себе показать, что их это волнует. Но я могу тебя заверить, то, что они позволяют себе показать, и то, что они чувствуют, — не одно и то же. Ты, по сути, отказалась от них. Если ты сделаешь это официально, это ранит их так, что они всю свою жизнь будут это помнить, и это окажется для них незаживающей раной.