Около пяти часов вечера уличный шум усилился, и Джовита Фолей высунулась из окна. Она увидела, кого б вы думали? Годжа Уррикана с каким-то типом! Широкоплечий и подвижный, казалось, тот был еще более бешеного темперамента, чем страшный коммодор. Джовита прекрасно видела, как он грозил кому-то кулаком с видом человека, который не в силах более сдерживаться. Конечно, не из участия к молоденькой партнерше Годж Уррикан явился на Шеридан-стрит и стоял под ее окнами. Когда в окружавшей его толпе разнеслось известие, что болезнь Лисси Вэг не представляет ничего серьезного, «какой болван это сказал?», проревел он. Принесший это известие, разумеется, не пожелал себя назвать.
— Ей все хуже и хуже, — добавил его спутник, — и если кто-нибудь попробует утверждать противное…
— Послушай, Тюрк, держи себя в руках!
— Чтобы я держал себя в руках?! — заревел Тюрк, ворочая глазами, как разъяренный тигр. — Это легко вам, коммодор! Как известно, вы самый терпеливый из людей! Но мне… слушать подобного рода вздор!… Это выводит меня из себя… А когда я вне себя…
Газеты, появившиеся около шести часов вечера, оказались переполненными самыми противоречивыми сведениями. Согласно одним, здоровье Лисси Вэг окрепло благодаря заботам врача и ее отъезд ни на один день не будет отложен. Согласно другим, мисс Вэг не сможет отправиться в путешествие раньше конца недели.
Газеты «Чикаго глоб» и «Чикаго ивнинг пост» дали особенно пессимистическую информацию: в них сообщалось о консилиуме светил науки и необходимости операции… «Мисс Вэг сломала себе руку», — извещала первая газета. «Ногу», — утверждала вторая. А нотариус Торнброк получил письмо, подписанное именем Джовиты Фолей, в котором сообщалось, что пятая партнерша отказывается от своей доли наследства. Газета «Чикаго мейл» без всяких колебаний объявила, что Лисси Вэг между четырьмя часами сорока пятью минутами и четырьмя часами сорока семью минутами пополудни скончалась. Когда «новости» дошли до Джовиты Фолей, с ней едва не сделалось дурно; к счастью, доктор Пью немного ее успокоил.
— Это обыкновенный бронхит, — повторял он. — Никаких симптомов воспаления. Достаточно будет нескольких дней спокойствия и отдыха… Может быть, семи или восьми.
— Семи или восьми?!
— При условии, чтобы больная не подвергалась ни малейшему сквозному ветру.
— Семь или восемь дней!… — повторяла несчастная Джовита, ломая руки.
— И притом — если не произойдет никаких серьезных осложнений…
Ночь прошла беспокойно. Джовита Фолей не ложилась спать. Какая сиделка могла бы сравниться с ней? Впрочем, она никому не уступила бы своего места.
Наступил день пятого метания игральных костей. Джовита отдала бы десять лет своей жизни, чтобы быть в зале Аудиториума. Но оставить больную! Об этом нечего было и думать. Вдруг Лисси позвала к себе подругу и сказала:
— Милая Джовита, попроси нашу соседку прийти сюда.
— Ты хочешь, чтобы…
— Я хочу, чтобы ты отправилась в Аудиториум… Ты ведь веришь в мою удачу.
«Еще бы!» — вскричала бы Джовита Фолей тремя днями раньше, но в тот день она так не сказала. Поцеловав больную в лоб и предупредив соседку, почтенную особу, которая тотчас же пришла и уселась возле больной, Джовита сбежала с лестницы и, сев в первую попавшуюся карету, велела ехать к Аудиториуму.
Так как известие о смерти молодой девушки появилось уже во многих утренних газетах, то некоторые из присутствующих удивились тому, что ее близкая подруга появилась в этой толпе, и даже не в трауре. Без десяти минут восемь председатель и члены «Клуба чудаков», сопровождаемые мистером Торнброком в неизменных очках с алюминиевой оправой, появились на эстраде и уселись вокруг стола.
Внезапно громовой голос прервал тишину, его нельзя было не узнать: так гудеть мог только голос коммодора.
— Мне кажется, господин председатель, — сказал он, — для того, чтобы точно исполнить волю покойного, не следует приступать к пятому метанию костей, так как пятая партнерша сегодня утром умерла!
Сдержанный шепот прокатился по залу, но его покрыл женский голос:
— Это ложь! Потому что я, Джовита Фолей, всего двадцать пять минут тому назад оставила Лисси Вэг живой и выздоравливающей.
Взрыв криков и протестов раздался из группы Уррикана.
— Ладно, не умерла, но ей и не лучше!… Ввиду создавшегося положения прошу, чтобы моя очередь подвинулась и то метание костей, которое произойдет через несколько минут, было для шестого партнера, — опять раздался голос Годжа Уррикана.
А за ним крики и топот — это неистовствовали его единомышленники, точнее, держатели пари, вполне достойные плавать под его флагом. Наконец нотариусу Торнброку удалось усмирить беснующуюся компанию.
— Предложение Годжа Уррикана, — сказал он, — основано на неверном понимании воли завещателя и находится в полном противоречии с правилами благородной игры Североамериканских Соединенных Штатов. Каково бы ни было состояние здоровья пятой партнерши, мы приступим к тиражу, назначенному на девятое мая для мисс Лисси Вэг. Через две недели, если участница не окажется в назначенном месте — останется ли она в живых или нет, — она будет лишена своих прав.
Последовали бурные протесты Годжа Уррикана. Голосом, полным негодования, он заявил, что если кто-нибудь и понимал неверно волю завещателя, то это сам нотариус Торнброк!
Пробило восемь часов, глубокая тишина водворилась в зале. Мистер Торнброк, немного больше обычного взволнованный, правой рукой взял пустой футляр, левой положил в него игральные кости и потряс ими, то подымая коробочку, то опуская ее. Послышался легкий стук маленьких костяшек, ударившихся о кожаные стенки футляра… когда их выбросили, они покатились к самому краю стола. Нотариус пригласил Джорджа Б. Хиггинботама и его коллег проверить выброшенное число очков и звучным голосом произнес:
— Девять, из шести и трех.
«Счастливое число»! Пятый партнер одним скачком попадал в двадцать шестую клетку, штат Висконсин.
Глава XII
ПЯТАЯ ПАРТНЕРША
— О, дорогая Лисси, какой счастливый… какой изумительный удар костей!… — восторженно вскричала Джовита Фолей.
Она быстро вошла в комнату, забыв, что могла взволновать больную.
— Какое же число выбросили кости? — спросила Лисси Вэг слегка приподнимаясь на подушках.
— Девять, милочка, девять, из шести и трех, что отсылает нас сразу в двадцать шестую клетку!
— А эта клетка?
— Штат Висконсин… город Милуоки, в двух часах… всего только в двух часах езды скорым поездом!
Действительно, для начала партии лучшего нельзя было и желать.
— Все удачи, дорогая моя, тебе, тебе одной, — повторяла Джовита, — а все неудачи другим.
— Будь немного повеликодушнее, Джовита.
— Если хочешь, могу исключить из их числа Макса Реаля, так как ты желаешь ему всяких благ…
— Без сомнения…
— Но вернемся к делу, Лисси… Двадцать шестой квадрат! Ты должна дать себе ясный отчет в нашем преимуществе! До сих пор первым был этот журналист Гарри Т. Кембэл, но он только еще добрался до двенадцатой клетки, тогда как мы!… Еще тридцать семь очков… всего только тридцать семь очков… и мы достигнем цели!
Но подруга, казалось, не разделяла ее энтузиазма.
— У тебя такой вид, точно ты не рада!… — вскричала Джовита.
— Рада, голубчик, рада!… Мы отправимся в Висконсин, в город Милуоки!
— О, у нас еще есть время, душа моя! Это не завтра и даже не послезавтра!… Через пять или шесть дней, когда ты совсем поправишься… Может быть, даже через пятнадцать, если так будет нужно! Только бы нам быть на месте двадцать третьего в полдень…
— В таком случае все к лучшему, раз ты довольна.
— Довольна ли я, моя дорогая? Я настолько же довольна, насколько недоволен коммодор… Этот противный морской волк хотел устроить так, чтобы ты оказалась вне конкурса… Хотел заставить нотариуса Торнброка предоставить пятый удар ему, коммодору, под предлогом, что ты все равно не смогла бы им воспользоваться… Желаю ему заблудиться в «лабиринте», свалиться в «колодец», заплесневеть в «тюрьме»!