— Скорость двенадцать узлов, лейтенант. Если и дальше будем так двигаться, то при попутном ветре скоро достигнем цели.
— Дай-то Бог! Наши мучения должны же когда-нибудь завершиться! Скоро увидим сушу.
Хосе находился как раз возле юта[239] и хорошо слышал слова Мартинеса.
— Это будет Минданао, — продолжал Пабло. — Сейчас мы на сто сороковом градусе восточной долготы и на восьмом — северной широты, а остров, если не ошибаюсь…
— Он расположен между сто двадцать вторым и сто двадцать шестым градусами восточной долготы, шестым и десятым градусами северной широты, — договорил за юнгу лейтенант.
Хосе поднял голову, едва заметно кивнул и направился к баку.[240]
— Вы сегодня ночью стоите на вахте? — спросил Мартинес.
— Да, лейтенант.
— Уже шесть часов вечера, я вас больше не задерживаю.
Чудный вечер превращался в прекрасную ночь, тихую и свежую, какие часто бывают в тропических широтах. В сумерках лейтенант старался разглядеть вахтенных на «Азии», следовавшей за бригом. Он узнал Хосе и тех матросов, с которыми сговаривался на Гуахане. Затем Мартинес подошел к штурвальному и прошептал тому на ухо несколько слов. Положение штурвала было изменено, и корабли пошли рядом.
И тут же на борту корвета раздался выстрел.
— Свистать всех наверх! — услышав сигнал, крикнул Мартинес в рупор. — Убрать паруса! — Он здорово волновался.
Дон Ортева вышел на мостик в сопровождении офицеров.
— Зачем понадобился этот маневр? — спросил он.
Но Мартинес ничего не ответил и кинулся на бак.
— Штурвал книзу! — командовал он. — Поворачивай налево! Брасуй![241] Трави шкоты кливера![242]
На «Азии» скова раздались выстрелы. А матросы на бриге исполняли команды лейтенанта, и корабль, только что легко скользивший по волнам, вдруг замер в неподвижности и лег в дрейф.[243] Капитан все понял. Он обратился к тем немногим, которые остались с ним рядом:
— За мной, смельчаки! Арестуйте этого офицера! — и показал на Мартинеса.
— Смерть капитану! — крикнул в ответ лейтенант.
Пабло и еще двое обнажили шпаги, выхватили пистолеты. На помощь к ним кинулись матросы, возглавляемые Якопо, но все они были схвачены, обезоружены и связаны.
Морские пехотинцы стали теснить офицеров, наступая на них шеренгой, так что те оказались прижатыми к полуюту.[244] Ничего другого не оставалось, как кинуться вперед, на бунтовщиков.
Дон Ортева направил на Мартинеса пистолет, но тут с борта «Азии» взвилась в небо ракета, и лейтенант закричал:
— Мы победили!
Пуля капитана пролетела мимо. Затем произошла короткая схватка: противники бросились врукопашную. Отбиваясь от нескольких нападавших, дон Ортева был тяжело ранен и пленен. Та же участь постигла его офицеров.
На мачтах брига тоже загорелись огни: мятежная команда победила. Пленников загнали в офицерскую каюту, лейтенант Мартинес провозгласил себя капитаном.
Вид свежих ран разбудил кровавые инстинкты матросов: победы казалось уже недостаточно, хотелось убивать. Многие яростно кричали:
— Перерезать им глотки! Требуем казни! Молчат только мертвые!
Жаждущие крови бросились к офицерской каюте — с ними был и лейтенант, — но нашлись трезвые головы, и офицеры избежали мучительной смерти.
— Приведите на мостик дона Ортеву! — приказал Мартинес, и бывший капитан «Констанции» предстал перед ним.
— Ортева, — надменно сказал лейтенант, — теперь я командую кораблями. Роке и ты — мои пленники. Завтра вас высадят на каком-нибудь пустынном берегу, а мы двинемся в Мексику, где продадим суда.
— Предатель! — крикнул в ответ дон Ортева.
— Привязать его у полуюта! — распорядился мятежник. — Поднять нижние паруса, идти ближе к «Азии»! Полный вперед!
Дона Ортеву привязали на корме корабля, под бизанью.[245]
— Предатель! Подлец! — кричал он.
И тогда негодяй схватил топор и одним ударом перерубил шкоты бизани. Мачта рухнула, проломив капитану череп. Матросы в ужасе вскрикнули.
— Это несчастный случай! — спокойно сказал Мартинес. — Бросьте труп в море.
Так погиб капитан «Констанции». Два корабля, захваченные мятежниками, почти прижавшись друг к другу бортами, продолжали путь к отлогим берегам Мексики.