И если бы ему на надо было торопиться, с каким удовольствием он осмотрел бы во всех подробностях после штата Орегон, откуда только что уехал, и штат Вашингтон, где до сих пор еще ни разу не был!
В этом штате около трехсот пятидесяти тысяч жителей, и он находится в периоде полного расцвета. К федеральной территории он был присоединен в 1859 году и занимает в Союзе теперь восемнадцатое место. Столицей его является город Олимпия, куда могут приставать суда, плывущие по реке Пюджет-Соунд, но город Сиэтл превосиходит его обширностью своей торговли, а город Такома — своими торговыми сношениями с Японией и Китаем, обещая в будущем оправдать все возлагаемые на него в этом отношении надежды.
Гарри Кембэл в восемь часов десять минут утра выехал из города Ванкувера, надеясь этим закончить последний этап своего путешествия.
Никакого препятствия, никакого запаздывания более не предвиделось: впереди всего только девять станций, и поезд должен прибыть около одиннадцати часов вечера в город Олимпию. Семь из этих станций: Холбрук, Уоррен, Калама, Стокпорт, Сопена, Чилис, Сентралия, поезд миновал вполне благополучно и, продолжая довольно быстро мчаться по этому району, орошаемому притоками реки Колумбии, в одиннадцать часов три минуты остановился в маленьком городке Тенино, находящемся всего в сорока милях, или пятнадцати лье, от столицы.
Там пассажиров ждало неожиданное известие, неприятное для путешественников и трагическое для Гарри. Кембэла, несчастная случайность, которую заботливый Бикгорн, сотрудник Трибуны, предвидеть не мог: поезд дальше Тенино не шел! В десяти милях от этой станции за час перед тем обрушился мост, и железнодорожное сообщение было прекращено на всем пути.
Для Гарри Кембэла это было смертельным ударом, оправиться от которого он не сможет.
— Проклятое невезение, — вскричал он, выскакивая, из вагона, — ты меня губишь в момент, когда я уже у пристани!
Но нет! Возможно, что он сумеет выпутаться из этого.
Трое молодых людей, ехавших в этом поезде, вышли из вагона и подошли к нему.
— Мистер Кембэл, — обратился к нему один из них, — скажите, ездите вы на велосипеде?
— Да.
— В таком случае — идемте!
Никаких лишних слов! Сразу приступили к делу, как оно и подобает в обществе практических граждан Соединенных штатов. Из багажного вагона выгрузили и поставили на перрон трехместный велосипед.
— Мистер Кембэл, — сказал тот же молодой человек, — один из нас уступит вам свое место посредине, другой поместится сзади, а я — спереди, и, может быть, нам удастся приехать к двенадцати часам в Олимпию.
— Ваши имена, господа?
— Билл Стэнтон и Роберт Флок.
— А ваше? — обратился Кембэл к тому, кто уступал ему свое место.
— Джон Берри.
— Итак, господа Стэнтон, Флок и Берри, примите мою благодарность — и в путь! И да защитит нас святой Сайкл, патрон велосипедистов!
Пятнадцать лье меньше чем в час!.. Такой рекорд не был еще достигнут ни одним профессионалом.
— Я право, не знаю, господа, — сказал Гарри Кембэл, подходя к велосипеду, — чем я смогу отблагодарить…
— Тем, что выиграете партию, — ответил Билл Стэнтон.
— Мы держим за вас пари, — прибавил Роберт Флок. Трехместный велосипед оказался машиной, вышедшей из нью-йоркских мастерских Кэмден и K°. Он был снабжен передачей в двадцать семь футов два дюйма и отличился в международном состязании на велодроме в Чикаго. Знаменитые велосипедисты Билл Стэнтон и Роберт Флок, уроженцы Вашингтона, были мастера велосипедного искусства, лучшие рекордсмены, способные извлечь из этого спорта максимум того, что он может дать. Гарри Кембзл, поместившись на среднем седле, мог бы предоставить своим спутникам везти себя, но он предпочитал присоединить к их усилиям силу своих собственных мускулов и работал ногами вовсю.
Билл Стэнтон сидел впереди, Роберт Флок — сзади, Гарри Кембэл — между ними двумя. Несколько услужливых лиц, державших машину на дороге, дали ей сильный толчок, и она понеслась вперед, сопровождаемая громкими криками «ура».
Отъезд этот был великолепен! Быстроходный экипаж летел вперед, как «подмазанный гром» (чисто американское выражение), по дороге, заботливо поддерживаемой (подлинная трасса велодрома, за исключением виражей), совершенно плоской в этой части Вашингтона, прилегающей к побережью. Три велосипедиста ехали молча, в полуоткрытые их губы была вставлена трубочка из гусиного пера, для того чтобы воздух не слишком резко проникал в их легкие и в то же время облегчал дыхание через нос.
Таким-то образом они без всяких колебаний отдались этой головокружительной езде. Колеса велосипеда, вертелись со скоростью динамомашины, приводимой в движение мощным двигателем. И в данном случае таким двигателем были три молодых человека, ноги которых, превращенные в рычаги, толкали аппарат изо всей силы. Велосипед увлекал за собой целое облако пыли, а когда переезжал вброд какую-нибудь речку, то вздымал столбы воды, падавшей дугообразно вниз. Сигнальный звонок, слышимый издалека, обеспечивал свободный проезд, и прохожие спешили отбежать в сторону, чтобы дать дорогу этой «машине-молнии».
Наконец после первой четверти часа, как об этом заявил Билл Стэнтон, который считал сотые секунды, первые пять лье были пройдены, и было бы достаточно сохранить эту среднюю скорость, чтобы доехать до цели за несколько минут до полудня.
Казалось, что больше никакого препятствия на своем пути они встретить уже не могли, когда вдруг вскоре после одиннадцати часов, в то время как велосипед пересекал обширную равнину, они услышали зловещий вой.
Роберт Флок вскрикнул так громко, что выронил изо рта свою трубочку:
— Койоты!
Да, койоты! Штук двадцать этих отвратительнейших волков прерий! Очевидно, обезумев от голода, эти свирепые животные мчались по дороге с быстротой, превосходящей быстроту велосипеда, и вскоре его настигли.
— Есть у вас револьвер? — спросил Билл Стэнтон, ни на секунду не замедляя ход велосипеда.
— Да, — ответил Гарри Кембэл.
— Будьте тогда готовы в них выстрелить, и ты тоже, Флок, вынь свой… Что касается меня, то я не изменяю направления. Будем продолжать двигаться изо всех сил и, может быть, сумеем перегнать эту банду.
Перегнать ее? Вскоре всем стало ясно, что это невозможно.
Койоты подскакивали, следуя за велосипедом, готовые накинуться на репортера и его спутников, которые, несомненно, погибли бы, если бы были сброшены с велосипеда.
Два выстрела раздались одновременно, и два волка, смертельно раненные, упали и с воем стали кататься по дороге. Остальные, доведенные до полнейшего неистовства, кинулись на машину, которой удалось избегнуть толчка только благодаря быстрому повороту, едва не сбросившему Гарри Кембэла с седла.
— Нажимайте на педали! Нажимайте! — закричал Билл Стэнтон.
Икры велосипедистов напряглись, и зубья передачи так звякнули, что можно было опасаться за их целость.
Прошло еще четверть часа, и еще пять лье были пройдены, но более чем когда-либо необходимо было отогнать койотов, которые прыгали на колеса и царапали когтями стальные спицы. Снова раздались револьверные выстрелы, продолжавшиеся вплоть до последнего патрона. Хищников стало меньше почти наполовину, но позади оставалось еще около десятка волков.
В эту минуту Гарри Кембэл, сняв руки с руля, сумел вновь зарядить свой револьвер, и шесть вытрелов обратили последних койотов в бегство.
До двенадцати часов оставалось только десять минут, и в двух приблизительно лье показались первые дома города Олимпии.
Велосипед пролетел эти два лье с быстротой экспресса, влетел в город и, игнорируя все правила городской езды, рискуя раздавить кого-нибудь из пяти тысяч жителей, остановился перед дверями почтовой конторы в тот самый момент, когда часы начали бить двенадцать.
Гарри Кембэл соскочил на землю. Совершенно обессиленный, с трудом переводя дыхание, он растолкал толпу любопытных, ожидавших прибытия четвертого партнера, и бросился в помещение конторы в тот момент, когда стенные часы ударили в десятый раз.
— Телеграмма для Гарри Кембэла! — крякнул телеграфный чиновник.
— Здесь! — крикнул главный репортер газеты Трибуна и, потеряв сознание, упал на скамейку.