— Она здесь, царь, — послышался тихий голос.
Один из них, на белом жеребце, подъехал к телу девушки и остановился. Стоявший рядом воин бережно поднял мертвую и протянул своему повелителю. Атрид осторожно принял ее.
В этот момент луна, словно дождавшись, вышла из-за Пика, и ее лучи упали на лицо Агниппы — мертвые на мертвом. Безжалостно осветили восковую кожу, фиолетовые губы. И только волосы блестели по-прежнему…
Свешивались почти до земли.
Лишь две длинных пряди змеились по неподвижной груди.
Атрид продолжал вглядываться в лицо жены, словно пытался разъять глазами опустившуюся на него тень Аида и сквозь нее вновь увидеть живую возлюбленную.
Глаза спокойно закрыты, и тень длинных ресниц неестественно резко темнеет на бледных щеках…
Вот-вот… Неужели эти веки никогда не поднимутся?..
Никогда еще Агниппа не лежала так безучастно у него на руках. Всегда ответом был ласковый взгляд, нежное слово, легкое прикосновение…
Теперь она ничего не замечала.
Не видела тоски в его глазах, не чувствовала тепла его рук — и сердца. Лежала, запрокинув голову, безучастная ко всему, глухая и немая.
А лицо так спокойно и чисто…
Если бы можно было поверить, что она просто спит!
Если бы не окровавленная одежда и рана в груди…
Вычеркнуть из реальности, не видеть, не понимать!
Не желать знать!..
— Агниппа! Агниппа, очнись! — нагнулся к ней Атрид, поддаваясь ужасному самообману. — Открой глаза. Очнись! Я приехал. Приехал за тобой! Агниппа… пожалуйста! Не наказывай меня больше. Так жестоко! Взгляни, я приехал! Я тут! Агниппа!
Всадники вокруг молчали, опустив головы. Только ветер выл между скал — и разносились глухие рыдания Атрида.
— Царь, — наконец решился Мена. — Боги с тобой… Она мертва.
Агамемнон только молча закивал, прижимая к себе тело любимой, не в силах более говорить.
А потом поцеловал холодные губы Агниппы.
Так холоден не мог быть даже мрамор.
Так безответна могла быть лишь статуя.
«Крепка, как смерть, любовь», — сказал мудрец?
Нет, смерть крепче.
Если есть что-нибудь в этом мире сильнее любви, то это — смерть.
Все горячие волны этого чувства, что горело в душе Агамемнона, разбивались о холодность и безучастность смерти. Агниппа, когда-то вся пронизанная любовью, теперь позабыла все. Смерть, оградившая ее от всех тревог и забот жизни, оградила и от этого. Царица Эллады переступила ту незримую, близко лежащую грань — и теперь пребывала в невозмутимости…
Какой она некогда была! Милая, легкая, веселая… Воспоминания так жестоко контрастировали с реальностью, что хотелось в них затеряться — и остаться навсегда…
Смерть так невозмутимо лежала на его руках. Сама смерть…
Ей она дала покой, а ему?
Ему — терзания до следующего своего визита…
Безжалостно.
Беззлобно.
Смерть, как и высшая мудрость, стоит над Добром и Злом — и не ведает мучений, выбирая, права или нет.
Решения смерти окончательны и обжалованию не подлежат.
Как пахли губы Агниппы тогда, в роще, во время их тайных свиданий… Теплые… Трепетные… От них пахло пронизанной солнцем летней земляникой.
Теперь — холодные. Твердые. Навечно сомкнутые. С запахом песка и крови.
Боги, сколько бы он дал, чтобы это молчание было обидой, презрением… а не вот этим… Высшим отсутствием души и разума.
Пустая оболочка.
Куколка, покинутая бабочкой.
Просто мертвое тело.
Никогда больше не откроет она глаза, не зазвенит ее голос, не поднимется в страстном порыве грудь. Никогда больше не будет она рядом, никогда не приласкает сына, никогда…
Теперь ее нет на этой земле!
Чем он заслужил это — держать на руках труп любимой женщины?
Атрид вскинул голову, пытаясь проглотить слезы. Мена, подъехав, положил руку ему на плечо.
— Мы должны ехать, царь…
— Мена, — сквозь спазмы в горле произнес Атрид. — А она… дождется меня… там? Ведь тени в Аиде теряют память…
— Дождется, Атрид! — твердо ответил Мена. — Обязательно! Ты же слышал, что она сказала на площади. Она говорила это для тебя. Она будет ждать на берегах Ахеронта. Да и подумай сам, разве Агниппа сможет тебя забыть?.. Она еще в Греции крикнула тебе на прощание — помнишь? — «Я буду ждать тебя, Атрид!». Ну вот. Она будет ждать тебя, Атрид.
— Тогда, может, не заставлять ее ждать долго? Лучше мне сразу уйти за ней в царство Аида, чем…
— У тебя есть сын, Агамемнон, — сурово ответил Мена. — Единственное, что осталось у тебя от Агниппы. Ты должен воспитать его, хотя бы ради нее. Ты должен передать ему сильную и процветающую Элладу. Ты должен жить. Она хотела, чтобы ты жил. Тебе держать ответ перед ней на берегах Ахеронта. И ты сможешь взглянуть ей в глаза, бросив сына? Не верю! Ты лучше, Атрид. Просто горе помрачило твой разум. Едем.