Здесь мы повернем и пойдем вверх по течению Нила, на юг.
Чем дальше мы пойдём, тем заметнее нам станет присутствие человека. Деревушки, храмы богов, города… В храмах уже слышится стройное хоровое пение — это жрецы славят восходящего бога Гора, а по реке уже снуют лодчонки: рыбаки начали лов. На пастбища выгоняют скот, и утро оглашается мычанием и блеянием, громкими выкриками пастухов. Но мы пойдём ещё дальше на юг.
И вот — над спокойной водой высится огромный город, обнесённый стеной из позолоченного камня, и лучи восходящего солнца бьют в эту стену, и она сама горит и сверкает, как земное светило, ослепительно отражаясь в водах Нила, тоже блистающих ярче солнца. В сияющей стене ровно сто ворот, и над каждыми — золотой солнечный диск с крыльями: изображение бога Гора, утреннего солнца.
Мы пришли к цели своего пути. Это знаменитые золотые Фивы египетские, Фивы стовратные, Уасет, Ниут — столица Египта. Войдём же в неё!
Столица ещё в полусне, нежится в прохладной зелени садов. А солнце встаёт над городом, и его золотистый свет заливает широкие площади и узкие улочки.
…К солнцу были устремлены чёрные глаза девушки, замершей на высоком балконе над дремлющим городом.
Сюда, к вершине башни, долетало лишь пение птиц, лишь прохладный ветер, лишь солнечный свет.
Девушка горько улыбнулась: право, кому ещё позволят навещать пленницу?..
Только солнце не боялось разгневать солнцеподобную царицу.
И можно до бесконечности смотреть на зелень садов внизу, на сеть таких многолюдных днём улиц — к ним не выйти.
Остаётся лишь ждать.
Ждать…
— Госпожа моя, ты простудишься, — раздался сзади тихий, встревоженный голос. — Или, не дайте боги, тебя увидят!
— Кто? — не оборачиваясь, ответила узница, не сдержав горечи в голосе. — В такой ранний час, да ещё на вершине башни!
— Госпожа, ну хотя бы набрось что-нибудь на плечи… — сзади бесшумно подошла рабыня, протягивая накидку из козьей шерсти.
Девушка лишь покачала головой.
— Спасибо… Меня греют волосы.
Волосы…
Волосы были её давним проклятьем: роскошные и лёгкие, они великолепным плащом окутывали свою владелицу, низвергаясь до самого пола. Иная гордилась бы таким богатством…
Они были рыжими.
Золотисто-рыжими, как песок Ливийской пустыни.
Как волосы злобного бога Сетха.
«Наша дорогая сестра наверняка ведьма», — эта язвительная шуточка из уст брата давно стала привычной.
А его возлюбленная жена помогла ему поверить в эту шутку до конца.
Его жена…
Она же родная сестра.
Их сестра.
Девушка тяжело вздохнула. И словно наяву услышала негромкий, насмешливый голос царицы:
«У нашей дорогой сестры и характер, как у ведьмы»…
Прекрасная Неферт, чистокровная египтянка!
Неужели грязной полукровке, внебрачной дочери фараона и одной из наложниц, будут оказывать такие же почести, как и ей, дочери царицы, супруге властителя Верхнего и Нижнего Египта?..
О, Нефертити скорее умрёт, чем допустит такое…
А может, дело не в этом?..
Чёрные глаза — огромные, истинно египетские, не уступающие в красоте очам самой Неферт… И сияющие, как расплавленный в тигле металл, пряди!
И белая кожа.
С царевны многие чужеземные послы не сводили зачарованного взгляда.
Девушка закрыла глаза.
О боги, ну пусть бы выдала её замуж в другую страну, если так невыносимо видеть возле себя конкурентку! Но ведь нет…
Или дело не в женской зависти?..
Почему сестра так невзлюбила её, ну почему?..
А брату всегда было безразлично… Брата волновали… иные проблемы.
Улицы внизу заметно оживились. Вон и нищие выползли к городским воротам. Они всегда просыпаются первыми, вылезая из своих трущоб у самой стены, чтобы не прозевать никого из богатых прохожих. Значит, скоро откроются мелкие лавочки, и хозяйки будут выметать сор из домов, перекрикиваясь друг с другом через улицу. Вон и девушки с кувшинами на плече уже спешат за водой, к деревянным сходням у канала — там можно поболтать вдали от строгих маменек. За девчонками устремляются юноши — чтобы появиться в самый неожиданный момент, столкнуть на потеху кого-нибудь в воду или полюбезничать с милой. Там же, у сходен к воде, ребятня. Мальчишки купаются, а девочки снисходительно смотрят на них, как бы говоря: «Вот уж шалопаи, заняться им нечем». Но не будь их тут, сами наверняка залезли бы в воду.
В переулочках, наверное, уж разносится стук молотков: мужчины взялись за работу. Хозяйки после утренней приборки начинают готовить завтрак, а кумушки, как везде и всегда, во все времена и у всех народов, теперь стоят на крылечке и перемывают соседушкам кости. Когда успевают узнать новости, никто не знает, да и не узнает никогда.