— Хорошо, — уступил Приск, оценив ситуацию. — Сделаю, как скажешь.
— Ты здесь один?
— Нет, я же сказал: пришел с Мевией и ее сыном Марком. Ты меня вообще-то слушал?
— Слушал, да… Постарайся по дороге их отослать… очень тебя прошу…
— Попробую, — согласился Приск. — Но Мевия, как все женщины, любопытна.
— Что может быть интересного в раненом библиотекаре… — простонал Фламма.
— Есть ткань поблизости?
— Вон там… в одной из ниш… немного льна — подклеивать драные пергаменты.
Приск отыскал в указанном месте обрезки полотна, а также — флягу с вином (весьма крепким, как выяснилось после пробы). Это было очень кстати — плеснуть на рану и дать пару глотков раненому.
— Ну вот, ты теперь как новенький… — усмехнулся Приск, разглядывая не слишком удачную повязку.
— Гай… — пробормотал Фламма шепотом, — ты меня прости, ладно?
— За что? — не понял Приск.
Но Фламма не ответил.
Однако, за что просил прощения библиотекарь, выяснилось очень быстро.
Глава II
ФЛАММА
Лето 866 года от основания Рима
Рим
Когда Приск подходил к своему дому, то всякий раз старался не смотреть на колонны у входа. Этот пристроенный вестибул (а вернее — настоящий портик) был творением рук самого ненавистного человека в мире. Авл Эмпроний, получивший имущество Присков в награду за подлый донос, начал обустраивать здесь свое гнездо на новый лад. Начал-то он начал, да не преуспел.
Где теперь Авл Эмпроний? В последний раз Приск сталкивался с ним на Данубийском лимесе, но и тогда этот мерзавец снова ускользнул.
Исчез, растворился. А колонны стоят.
И все же по какой-то причине новый хозяин не приказал снести это безобразие. Может быть, он просто любил этот дом, как любят живого человека, а пережитые напасти и горе не в силах поколебать это чувство. Здесь жил его отец, здесь в перистиле он учил Гая сражаться, здесь преторианцы убили отца по приказу императора Домициана. Ни за какие блага на свете Приск не расстался бы с родовым гнездом снова. На втором этаже он велел пристроить деревянный балкон, а Кориолла украсила его цветами в горшках. Такие балконы делались обычно в инсулах, а не в частных домах, но почему бы и нет, если здесь можно с удовольствием посидеть вечерком вместе с женушкой, наблюдая, как кипит столичная жизнь в узкой улочке у них под ногами.
Привратник дрых в тени портика у входа, устроившись на низенькой табуретке в обнимку со здоровенным псом по кличке Борисфен. Хозяина Борисфен учуял, приподнялся, вильнул хвостом. Пса этого Приск привез с Данубийского лимеса, с годами зверь сделался огромен, неповоротлив и напоминал закованного в броню катафрактария[21]. Привратник был стар и к тому же изуродован во время Первой Дакийской войны, но предан не хуже пса и еще довольно силен.
Приск велел остановить лектику у входа, расплатился с носильщиками и помог Фламме выбраться из носилок. За время пути раненому стало немного легче — во всяком случае, он успокоился и перестал трястись. Может быть, потому, что Мевия догадалась остановиться у ближайшего фонтана и дать раненому напиться. Сказать к слову, после того как Фронтин при императоре Нерве назначен был смотрителем водопровода в Риме, вода в столице сделалась намного вкуснее и чище. Приск и Мевия тоже напились. После чего Мевия без всяких намеков со стороны Приска объявила, что ей надо срочно домой — она и так уже слишком задержалась, — и ушла вместе с Марком, как бы демонстрируя, что убийство в библиотеке более ее не касается. Кто спорит, на первый взгляд во всей этой истории не было ничего интересного. Но Приск чуял — тут какая-то опасная тайна. Недаром Фламма трясется и молчит.
Вместе с привратником Приск ввел раненого в атрий. Фламма при каждом шаге стонал и закатывал глаза, но после трех или четырех шагов вдруг пробормотал:
— Ты так мне и не сказал, сколько стоят эти колонны.
Приск остановился.
— Может быть, ты сам пойдешь, а не будешь виснуть у меня на руках?
— Ну и пойду… — Фламма приосанился, но правой руки с живота не убрал. — А этот мрамор точно не по твоему кошельку.
— А плевать… — отозвался Приск.
Речь шла о новых колоннах каристийского мрамора в атрии, которые хозяин установил в прошлом году. Рисунок для мозаики на полу бывший центурион придумал самолично, хотя подобной деталью хвастаться и не стоило — не пристало римлянину такое занятие. Его сфера — война и политика, управление поместьем, на худой конец — если беден — земледелие, а для сословия всадников — торговля. А рисунки, фрески, мозаики — эти безделки хозяева мира всегда оставляли грекам. А римлянину оставалось просто гордиться красотой дома и богатством.
21
Катафрактарий — тяжелый кавалерист. И конь, и всадник были защищены доспехами. Катафрактарии известны у парфян, сарматов, армян и иберов.