— Возвращаемся к капитану Пелехо. Возможно, он еще жив, этот парень наверняка знает много всего такого, что для нас сейчас крайне важно.
И он повернул свою лошадь. Но Ансиано последовал за ним не сразу: сначала он погрозил кулаком в ту сторону, где, по его предположениям, могли затаиться враги.
Когда они подъехали к капитану, он нашел в себе силы даже приподняться, хотя и потерял много крови, которой пропиталась вся трава вокруг него. Отец-Ягуар и Ансиано спешились и склонились над Пелехо. Лицо его было без единой кровинки, глаза глубоко запали, он силился произнести какие-то слова, но это давалось ему с огромным трудом. Словом, капитан был уже, что называется, «не жилец». Из последних сил он зажимал свою рану в груди, но кровь все равно сочилась быстрыми струйками между его посиневшими пальцами… И все же первое, что сделал Отец-Ягуар, это распорол его мундир и осмотрел рану. Никаких шансов выжить у капитана не было, и он понял это по выражению лица своего недавнего противника.
— Оставьте, это… сеньор… — еле слышно пробормотал он. — Эта пуля уже забрала мою жизнь…
— Вы — мужественный парень, капитан, — сказал Отец-Ягуар. — И я не стану скрывать от вас, что жить вам осталось… несколько минут. Может быть, вы хотите как-то облегчить свою совесть перед смертью? А если у вас есть какое-то желание, обещаю, что я его непременно выполню…
— Же… Желание… Да! — неожиданно энергично ответил капитан Пелехо, и в глазах его мелькнула какая-то недобрая искра. — Отомстите за меня этому проклятому гамбусино, сеньор…
— Обещаю вам это. Тем более, что и у меня есть свой личный счет к этому мерзавцу. Но помогите и вы мне. Знаете ли вы что-нибудь о планах гамбусино и эспады?
— Для них… — Капитан снова сложил руки на своей ране, заткнув ее, что дало ему еще несколько мгновений жизни. — Для них весь этот поход и сражение с камба не имеют никакого значения. Во всяком случае, в последнее время, когда они думают только лишь о большом богатстве, спрятанном в горах…
— Где именно?
— Где-то в районе Салины-дель-Кондор, в каком-то ущелье.
— А поточнее вы не могли бы сказать?
— Силы покидают меня. В голове все помутилось, Сейчас, сейчас…
— Может быть, они упоминали о Барранке-дель-Омисидио?
— Да… Да!
— Там спрятаны какие-то сокровища?
— Да, и огромной ценности. Это сокровища инков…
— Откуда гамбусино узнал о них?
— Ему рассказал эспада. Он выследил одного индейца, который в ночь полнолуния спускался в Барранку, а утром вернулся оттуда с несколькими ценнейшими золотыми вещицами.
— Когда это случилось?
— Этого я не знаю.
— Что было дальше с этим индейцем?
— Он убил его… ограбил… и снял с него скальп…
Хаммер взглянул на Ансиано. Тот молчал, храня непроницаемое, словно у изваяния, выражение лица. И Отец-Ягуар снова спросил капитана:
— Был ли Перильо в Барранке после убийства индейца?
— Был… Но ничего не нашел. Вот поэтому-то он и взял в компанию гамбусино. Тот все же немного поумнее его будет…
Умирающий проговорил что-то еще, но голоса его уже совсем не было слышно. Ладони его, как ватные, медленно отвалились от раны, глаза напряженно глядели в одну точку. Потом судорога пробежала по всему его телу, и он замер. Уже навеки…
— Господи, как же устроен мир! — сказал Отец-Ягуар. — Вот умер человек, а я не могу не думать о том, что он мятежник и предатель и получил от судьбы справедливое возмездие. И это действительно так.
— По крайней мере, одно доброе дело он сделал, — отозвался Ансиано. — Теперь мы точно знаем, что Антонио Перильо — убийца моего господина. Я буду идти по его следу и днем и ночью, как собака-ищейка, пока не найду и не растерзаю!
— Теперь, после того, как мы узнали, что они стремятся в Барранку-дель-Омисидио, нет смысла идти по их следам. Мы отправимся туда же, куда и они, но своим путем, и дождемся их там.
— А если они окажутся там раньше нас?
— Это невозможно. Разве ты забыл, что у них нет лошадей?
— Но это вовсе не значит, что они не смогут раздобыть себе где-нибудь случайно других лошадей.
— Это ты верно заметил. И все же я уверен: из ста возможных вариантов дальнейшего развития событий в девяносто девяти мы прибудем на место раньше них! Возвращаемся в долину! К сожалению, у нас нет времени, чтобы по-человечески похоронить капитана Пелехо, но его лошадь надо тем не менее забрать.
И он, изловив лошадь капитана, привязал ее поводья к упряжи своей лошади, а Ансиано в это время снял с убитого его оружие.
Когда они вернулись в долину Высохшего озера, там все было спокойно, во всяком случае, у входа в долину. Но в этой тишине ощущалось что-то странное… Командовал отрядом, занявшим позицию перед каменными воротами — скальным проходом в долину, — Прочный Череп. Когда Отец-Ягуар спросил его, как обстоят дела, вождь ответил так:
— Все получилось так, как вы и предполагали, сеньор, мы победили.
— Я что-то не очень хорошо тебя понимаю. Скажи мне тогда вот что: вы стреляли?
— Да, несколько раз, — с тем выражением лица, с которым нашкодивший мальчишка врет учителю, желая преуменьшить свою вину, ответил Прочный Череп.
— Но почему?
— Абипоны всегда были и остаются нашими заклятыми врагами. И они настроены были уничтожить всех нас, до последнего человека.
— Но вы же могли одержать над ними победу без единого выстрела. Как же это вышло? Я ведь приказал Херонимо избегать кровопролития! Ансиано, пойдем взглянем, что они там натворили.
И они, пришпорив лошадей, быстро миновали каменные ворота в долину. Увы, им открылась совершенно не та картина, которую ожидал увидеть Отец-Ягуар. Камба заняли круговую оборону, готовые открыть огонь в любую минуту. Неподалеку от правой скалы, обозначающей вход в долину, там, где до своего неожиданного отъезда стоял сам Отец-Ягуар, теперь кружили на лошадях Херонимо и остальные белые. Доктор Моргенштерн и Фриц были также среди них.
Абипоны столпились возле маленького озерка: сносили в одно место убитых, ухаживали за ранеными. Едва ли половина из них уцелела. Если до сих пор у Хаммера оставалась все-таки небольшая надежда, что, может, все обошлось действительно несколькими убитыми, то теперь она рухнула, и на том месте в его душе, где лежали обломки этой надежды, начал подниматься страшный, неудержимый гнев.
— Херонимо! — во всю силу своих легких прокричал он. — Почему не выполнен мой приказ?!
— Я ничего не мог поделать с камба, — ответил тот виновато.
— Да, я понимаю, что все это спровоцировал выстрел это злосчастного дурака лейтенанта Берано, убившего верховного вождя абипонов. Но еще не поздно остановиться. Пошли к ним парламентера. Только без оружия!
Как только парламентер ушел, Отец-Ягуар обратился к доктору Моргенштерну. По-немецки, естественно, потому что разговор предстоял откровенный и малоприятный, и аргентинцам совершенно не обязательно было быть в курсе разногласий земляков. Отец-Ягуар спросил ученого:
— Объясните мне, пожалуйста, герр доктор, как это так вышло, что вы оказались здесь, да еще, как я понял, после того, как снова побывали в руках врага? Какая причина заставила вас нарушить мой приказ?
— Причина заключается в нашей храбрости, по-латыни «фортитудо» или «стренуитас» [82].
— А я думаю, что она заключается в вашей поистине удивительной безалаберности и нежелании думать об общих интересах, а не только о своих собственных! Было бы, право, странно, если бы вы в конце концов не оказались в плену! Какой-то, знаете ли, странной разновидностью храбрости вы обладаете: она приносит нам одни только неудачи.
— Вы не правы, герр Хаммер! — вмешался Фриц. — Храбрость, она и есть храбрость, у нее не бывает разновидностей. А почему вы, собственно говоря, решили, что мы были в плену?
— Хм! Значит, я ошибся и вы с гамбусино просто вели светскую беседу, так, что ли?
— Во всяком случае, в плен он нас не брал. Напротив, это мы привели его в ловушку.
— Вы привели его в ловушку? Ладно, пошутили и хватит! Учтите, отныне вы и шагу не сделаете без моего ведома, дорогие земляки! Вообще-то с вами следовало бы обойтись построже, но благодарите Бога, что сейчас у нас есть заботы поважнее: начинаются переговоры с абипонами. Видите, ко входу в долину приближается Прочный Череп, а с другой стороны, из скального прохода, выезжают индейцы из окружения погибшего вождя абипонов.