Хотя я не мог знать, как в действительности выглядят Итгол и Игара, их обоих я узнал сразу - не нужно было и свитеры разглядывать. Игара была невысокой и щуплой. Ее лицо поражало богатством мимики, быстрой сменой настроений. Она то ли готова была рассмеяться, то пи просто недоумевала: где она и что случилось? С Итголом она не разговаривала, только переглянулась. Они и прежде понимали друг друга без слов.
Итгол далеко не молод. Мочки ушей у него оттянуты книзу, они, как подвески, свисают по обеим сторонам крупного негроидного лица. На голове короткая седая щетина волос. Большие, чуть навыкате глаза с живостью перекидываются с одного предмета на другой.
Несколько минут все внимательно приглядывались друг к другу. Первым заговорил Итгол.
- Ну-с, распоряжайтесь - мы ваши гости, - обратился он ко мне. - А что касается этого, - он как-то небрежно обмахнул длинными пальцами свое лицо, - понемногу привыкнем.
Он сорвал с себя ладанку, подвешенную на шнурке, и отшвырнул ее.
- Здесь эти штуки не нужны… Металлический жетон описал параболу, ударился о потолок и поплыл книзу.
Я подобрался к иллюминатору, отдернул шторку. Среди немигающих звезд обрисовался силуэт громадного тела. На его поверхности, будто брызги, были раскиданы зеленые и синие огоньки. Я подумал, что вижу стартовую площадку Карста, но, хорошенько присмотревшись, понял ошибку - за окном маячил обыкновенный шлюп. Я хорошо знал, что это шлюп, потому что видел его мальчишкой. Роботы уже выдвигали из его чрева входной трап.
Я ощутил щемящую и сладостную боль, знакомую каждому, кому случалось возвращаться в родные места после долгой разлуки. Насколько же прочно вошли в меня чувства мальчишки! Ведь места были родными ему, а не мне.
Скорей, скорей! Я лихорадочно разбирал кипу скафандров, сложенных в боковом отсеке кабины, и по одному вышвыривал их в салон.
То, что я побывал здесь в образе мальчишки, помогало ориентироваться: я действовал безошибочно.
Голубоватый свет прожекторов освещал наш короткий полет через бездну. То, что во все стороны разверзлась бездна, сознавалось непроизвольно: такой плотной черноты невозможно представить нигде.
Я подрулил к приемной площадке и помог остальным войти в шлюп.
Когда я потянулся к торчащему из стены рычагу, даже мои пальцы вспомнили мягкую шероховатость рукоятки. Только тогда, у мальчишки, пальцы чуточку не сошлись, а моя ладонь облегла рукоятку плотно.
Тело ненадолго налилось тяжестью - сказывалось ускорение шлюпа, - потом снова возвратилась невесомость, и ремни ослабли.
Опять накатилась тяжесть. Я догадался: подлетаем к цели, двигатели выполняют торможение.
Корабль мягко пришвартовался, гулом отозвались опустевшие баки с остатками горючего, последняя судорога дрожи прокатилась по металлической обшивке шлюпа. Где-то под нашим полом задвигались автоматы, устанавливая герметически закрытый переход во внутренние помещения Карста.
Лишь у самого входа было тесно, как в прихожей, дальше коридор расширялся.
В лабиринте можно идти по двое, и я взял под руку Либзе. Позади вразнобой слышались шаги остальных.
Створы тяжелой двери уползли в пазы, автоматический луч-счетчик зарегистрировал каждого из нас. Поблизости натужно гудели запасники-трансформаторы.
Свинцово-каменные плиты встали на прежнее место. Открылись вентиляторы. Разреженный воздух, который мы занесли, с шипением уходил в них. Изоляционный душ шумно оросил наши скафандры. Вакуум-насосы увлекали воду в очиститель. Слышно было, как в карантинный приемник нагнетается местный воздух.
Теперь можно было освободиться от скафандров. В первое мгновение воздух показался мне кислым, с легким запахом гнили. То же самое почудилось тогда и мальчишке.
Все, до мельчайшей подробности, памятно мне. Я уверенно шагнул прямо на закрытую дверь, зная, что она вовремя распахнется сама. Но произошла короткая заминка - будто от долгого бездействия механизмы заржавели - и я слегка ударился коленом. Ушиб был не сильным, но я все же поразился. И только минуту спустя понял, что поразился вовсе не я, а мальчишка. Вернее, я поразился его памятью: самому мне не могло прийти в голову шагать на запертую дверь.
За дверью была гравитационная труба. Знакомое ощущение полета без крыльев, пропасть в оба конца, ноющий холодок в животе… Я свободно, будто в полусне, управлял своим телом - делал все точно, как требовалось, как делал мальчишка. Всем остальным полет давался не просто. Их прибивало к внешним стыкам трубы, невольный страх заставлял их цепляться за неохватистые гладкие выступы. Я по очереди подплывал к каждому и помогал выбраться на середину, где направленный поток сразу подхватывал невесомые тела. Меня разозлил Герий. Его мускулистое тело, приплюснутое к стыку, было нелепым и смешным. Он смотрел на меня обезумевшими от ужаса глазами.