Гарри закрывает глаза и читает по памяти: «Я отдаю Сириусу Блэку свою мантию-невидимку. Я отдаю Гермионе Джин Грейнджер мои школьные учебники и сову Буклю. Я даю Рональду Биллиусу Уизли свою метлу. Я даю Рубеусу Хагриду фотографии родителей».
Гарри трижды повторяет содержание своего завещания, пока не успокаивается, а видения дяди Вернона, разрывающего фотографии Лили и Джеймса, исчезают. Гарри не ложится спать.
***
— Сириус, — спрашивает Гарри, — ты не знаешь, оставили ли мне мои родители что-нибудь? Я имею в виду, кроме хранилища в Гринготтсе.
Они могли бы пойти разговаривать в гостиную, но есть что-то очень личное в сидении на лестнице. Миссис Уизли все еще на кухне перемывает шкафы. Гарри не винит ее; уборка сама по себе не помогает ему почувствовать себя лучше, но если это вдруг произойдет, если она развяжет узел в его груди достаточно, чтобы он смог нормально дышать, он не выпустит из рук тряпку.
— Ты владеешь Годриковой Лощиной, — говорит Сириус.
— Я?
— Ты не знал?
Гарри пристально смотрит на темно-зеленый гобелен напротив лестницы и думает об этом. Место, которое должно было стать его домом, принадлежит ему.
— Я знал, что мы должны были где-то жить, — говорит Гарри, — но, думал, я всегда думал, что оно погибло… вместе с ними.
— Так и есть в некотором смысле. Оно наполовину разрушено, но все равно принадлежит тебе.
— Черт, — произносит Гарри.
Сириус не ругает его за это слово. Он прижимается к нему плечом:
— Не думай об этом. Оно будет стоять и дальше так.
— А ты не хочешь? На самом деле, я хотел спросить: можешь ли ты владеть собственностью, находясь в бегах? Можешь ли ты на законных основаниях унаследовать что-то, или министерство заберет это у тебя?
Сириус кладет руку на плечо Гарри:
— О чем ты?
Гарри не говорил никому о завещании. Взрослые подумают, что таким образом он хочет привлечь к себе внимание, а однокурсники просто не поймут. Но он смотрит на Сириуса, который однажды все потерял, и говорит:
— Я написал завещание.
— Блин, — выдыхает Сириус. — Гарри.
— Я оставил тебе мантию-невидимку, — говорит Гарри, потому что он думает, что это заставит Сириуса улыбнуться, навеет воспоминания о приключениях с его отцом. Но Сириус лишь хмурится.
— Я не хочу твою мантию, Гарри, — рука Сириуса все еще лежит на его плече. Он сжимает пальцы, и Гарри плавится под теплым прикосновением. — Я хочу, чтобы ты был в безопасности. И живой.
Гарри сглатывает:
— Может ли Министерство помешать тебе получить ее? Если я оставлю тебе мантию-невидимку, а они заберут ее…
— С тобой ничего не случится, Гарри.
— Я никогда не был в Годриковой Лощине, но сама мысль, что дом моих родителей достанется им… Я не справлюсь с этим, Сириус.
Сириус вздыхает и отпускает Гарри. На кухне миссис Уизли роняет кастрюлю на пол, и звук поднимается вверх по лестнице.
— Я не знаю, — говорит Сириус, — но другие могут знать. Я поспрашиваю.
— Не говори им. Пожалуйста. Они не поймут.
Сириус проводит рукой по волосам. Они вымытые и подстриженные, волной спадают на лицо, но в этот момент Сириус выглядит намного старше своих тридцати пяти. Он понимает Гарри так, как никто другой.
— Не буду, — отвечает Сириус.
***
Фотография первого состава Ордена спрятана в его сундуке, но Гарри не может выкинуть ее из головы. Сияющие люди, которых вскоре предадут, или запытают до безумства, или убьют в своих собственных домах…
Все улыбаются и болтают за обеденным столом внизу. А он думает о боггарте миссис Уизли — трупах Рона, близнецов, мистера Уизли и Гарри.
Его тело ощущается слишком тяжелым — похоже на второе испытание, как будто его тащат на глубину озера, а легкие наполняются водой.
***
Гермиона пытается вернуть ему завещание в поезде.
— Лучше пусть будет у тебя, — Гарри говорит ей.
— Но, Гарри…
— Если что-то случится, они захотят забрать мои вещи. Они могут даже делать вид, что завещания никакого не было. Так что ты покажешь его.
— Может быть, в Гринготтсе… — начинает Гермиона.
Гарри прекрасно понимает Джинни, Невилла и Луну, с любопытством всматривавшихся в свернутый пергамент в руках Гермионы.
— Я тебе доверяю, — перебивает ее он.
Гермиона убирает завещание обратно в боковой отсек своего сундука и накладывает на него горсть защитных и скрывающих заклинаний. Гарри смотрит с восторгом. Когда он видит завещание, что-то в его груди скручивается и тут же успокаивается, и он не знает почему.
***
Вокруг Гарри за столом Гриффиндора кольцо из свободного пространства, в которое входят только Рон и Гермиона. Джинни и Невилл иногда опускаются на стулья рядом с ним, на их лицах появляется почти вызывающий взгляд, и Гарри задается вопросом, когда обычный завтрак превратился в акт храбрости и бунта.
***
«Гарри,
Я поговорил с другими, и не думаю, что кто-то в моей ситуации может унаследовать собственность — по крайней мере, не по официальным каналам. Министерство, вероятно, конфискует все и спрячет в своих бесконечных туннелях (я клянусь, то, что туда попадает, навсегда там и остается). Тебе лучше отдать мантию кому-то другому. Друзьям, может быть? И для ГЛ я могу предложить Ремуса?
Мне жаль. Тебе не стоит принимать такие тяжелые решения.
Снаффлс».
***
Первое завещание, он понимает, полно ошибок. Гарри идиот — он должен был догадаться, что Министерство не могло прочитать «моему крестному отцу Сириусу Блэку», а потом спокойно передать что-нибудь сбежавшему преступнику. Или, что еще хуже, они объявили бы Гарри безумцем из-за того, что он внес в завещание осужденного массового убийцу, и поэтому весь документ признали бы недействительным. Они могут сделать это в любом случае: большая часть волшебного мира уже думает, что он сошел с ума, или лжет, или то и другое.
Гарри показывает письмо Рону и Гермионе. К их чести, они выглядят лишь слегка удивленными тем, что Гарри рассказал взрослому о завещании.
Гарри не слишком много разговаривает с друзьями в этом году. Каждый раз, когда он садится, чтобы поговорить с кем бы то ни было, узел в его груди становится все сильнее и крепче, и пропадет лишь тогда, когда он отходит подальше от людей на безопасное расстояние.
Впрочем, сейчас он так не чувствует. Гарри думает, что это может быть из-за завещания; разговор об этом немного успокаивает шум в его голове. В стрессовой ситуации он повторяет в уме строчки из него.
— Мне нужно написать новое завещание, — говорит Гарри. — Мне нужно это не только из-за возвращения Волдеморта, но и из-за Министерства. Когда дело доходит до меня, они, кажется, плюют на законы.
Рон опускает взгляд на повязку на руке Гарри, и его лицо становится жестоким:
— Мы спрячем твои вещи. Помнишь тот старый план? Мы скажем им, что слизеринцы украли их.
— Они не поверят, — говорит Гермиона.
— Хорошо. Мы расскажем им, что первогодки из фан-клуба Гарри все это украли. Они реально могут.
— В любом случае, Гарри, ты все равно должен попробовать переписать завещание, — произносит Гермиона.