— Оставь на нас придумать запасной план, — соглашается Рон.
Гарри проводит весь вечер за написанием нового завещания. Это сложнее, чем он думал, ему нужно разделить ценные вещи между Роном и Гермионой. Он не хочет отдавать все только одному из них, но опять же, Гермиона ненавидит квиддич, и он не хочет думать о том, что она будет делать с Картой Мародеров как староста.
— Хочешь мои книги? — спрашивает Гарри Гермиону. — Я отдал их тебе в прошлый раз, не задумываясь, потому что мне не понравилась идея, что Дурсли сожгут их всех, но нет никакого смысла в том, чтобы у тебя было две копии учебников.
— Почему бы не пожертвовать их Хогвартсу? — предлагает Гермиона.
Гарри кивает и записывает это. Затем он делает паузу. Смотрит на них.
— Мантия-невидимка, — медленно начинает он, — я не могу дать ее двум людям, не так ли?
Гермиона прикусывает нижнюю губу:
— Нет.
— Не пытайся проникнуть в раздевалку для девочек, — говорит Гарри Рону. — Или в Три Метлы.
Рон на мгновение обдумывает это, но Гермиона вмешивается:
— Он не будет, не так ли? Он не мог бы.
— Я мог бы, — говорит Рон, обороняясь.
— Ты бы получил мантию-невидимку, при условии, что Гарри умрет, — странно слышать эту тему, когда они всеми силами избегали говорить о ней двенадцать месяцев. — Я сомневаюсь, что ты начнешь хулиганить с вещью, что осталась на память о твоем лучшем друге.
— Может быть, это был бы его способ справиться с горем, — говорит Гарри, пытаясь поднять настроение.
Но Рон не улыбается. У него то самое выражение лица, которое видит Гарри, когда возвращается после отработок; когда их одноклассники начинают смеяться над статьями Пророка; когда Гарри просыпается с криком посреди ночи весь в поту и видит, как Рон смотрит на него с соседней кровати.
— Дай мне карту, — говорит Рон, — а Гермионе — мантию.
— Мы будем делиться, — обещает Гермиона, у нее глаза на мокром месте. Рон и Гарри делают вид, что не видят этого. — Будем защищать друг друга.
Гарри кивает и записывает это. Но закончить завещание также сложно. Он сжимает кулаки. Его перевязанная рука болит. Гарри хотел бы, чтобы он мог все отдать Сириусу.
Он заканчивает завещание на следующую ночь, заверяя его под пристальным взглядом Рона и Гермионы, прежде чем отправиться в кабинет Амбридж для очередной отработки.
***
— Я заметила, Гарри, — говорит Гермиона за завтраком, — когда ты нервничаешь, у тебя снижается аппетит, ты начинаешь терять вес, отгораживаешься от общества, и возвращаются панические атаки…
— Ты сказал ей? — шипит Гарри на Рона. Он успешно скрывал от них некоторые мелкие происшествия, такие как кровь из носа, которая пошла у него на прошлой неделе в библиотеке, но Рон застал несколько приступов паники. Невилл тоже. — Я тебе доверял!
Рон защищающе поднимает руки, и Гермиона многозначительно продолжает:
— Не говоря уже о вспышках гнева.
— Да, самое странное, ведь мне совсем не на что сердиться.
— Является ли повышенный сарказм тоже признаком? — тихо спрашивает Рон у Гермионы.
Гермиона игнорирует его.
— Это все физические симптомы стресса, Гарри. Меня это беспокоит.
— Мне не нужно, чтобы вы говорили мне, что у меня стресс, — резко произносит Гарри. Его тарелка остается нетронутой. — Я думаю, что сам понял это, спасибо.
Несколько дней спустя Гарри ковыряет свой ужин. У него не так много времени, домашняя работа накапливается. Подготовка к СОВ мучает всех пятикурсников, но ни у одного из них нет регулярных отработок, которые продолжаются с пяти до полуночи каждый день, в дополнение к руководству незаконным ОД. Ему нужно время, чтобы вновь вернуться серьезно к учебе.
Гарри не добирается до библиотеки. Его день заканчивается в ванной на коленях, когда его рвет. Он едва реагирует, когда Рон входит и запирает дверь. Его трясет, Рон касается его спины.
— Это только я, приятель, — бормочет тот.
Гарри открывает рот, чтобы что-то сказать, но его живот скручивает, и он поспешно наклоняется над унитазом. Рон водит ладонями кругами по лопаткам Гарри, так же, как он делал это, когда им было двенадцать, а Гарри гостил у Уизли, и ему было плохо после нескольких недель жизни на воде и консервированном супе.
Гарри пытается произнести «извини», но слово выходит искаженным и более отчаянным, чем ему хотелось бы.
— Не беспокойся об этом, — говорит Рон. — Это первый раз, когда тебя вырвало?
Рон смотрит на него в поисках ответа, и Гарри прочищает горло и отвечает:
— Я чувствовал себя плохо, но меня впервые тошнит.
— Все?
Гарри пожимает плечами. Он чувствует коленями холодную плитку. По крайней мере, рядом нет Миртл, что кричала бы на него. Во рту омерзительно: слишком много слюны, которая скапливается под языком, как предупреждающий звонок. Гарри снова сгорбливается над унитазом. На этот раз это просто желчь.
— Голова болит, — наконец признается Гарри в тишине. Рон продолжает водить круги по его спине. Когда в детстве Гарри болел, а тетя Петуния запирала его в чулане, пока она заботилась о здоровом Дадли наверху, он мечтал об этом, что кто-то сядет рядом с ним и будет терпеливо утешать, пока ему не станет лучше.
— И?
— Грудь. Не сильно, иногда. Кровь шла носом пару раз.
— Черт.
Гнев легче пережить, чем заботу. Гарри плюет в унитаз и говорит:
— Они все поймут, когда увидят, что Волдеморт действительно вернулся. Тогда они все поймут.
Гарри дрожит, и он не знает, от холода ли это, утомление от рвоты или жара. Рон ничего не говорит, но и не уходит. Он продолжает гладить спину Гарри, пока тот не встает, не умывается и не направляется на отработку.
***
Гарри направляет свои тревожность и гнев на руководство ОД. Это дает ему некоторое чувство контроля. Наконец, он чувствует, что делает что-то правильное, а не сидит и ждет, когда Волдеморт выследит его.
Приближается война. Им есть чему поучиться: атакующая магия; защитные заклинания; как не погибнуть в чрезвычайной ситуации; как привыкнуть смотреть смерти в лицо и продолжать двигаться вперед.
ОД практикует связывающие заклинания, освещая комнату красными и золотыми вспышками палочек, когда Гарри подумывает научить их писать завещание. Некоторым из них семнадцать, или скоро будет. Если он учит их защищать себя, разве он не должен научить их защищать и свое имущество?
Криви вскидывает руку в воздух, резко отталкивая Гарри заклятием прямо в Джорджа, сильно столкнув их. У Криви большие глаза, а рука с палочкой дрожит. Так легко было бы вырвать палочку из его хватки. И тут Гарри понимает, что никогда не затронет эту тему в ОД. У них есть проблемы, но они не Гарри; они не в той же непосредственной опасности. Кто-то защитит их. И если он должен быть тем человеком, что лично убедится, что ни одному из этих детей никогда не придется составлять завещание, пока они еще учатся, пусть будет так.
***
— Гарри, — говорит Луна, — у тебя кровь.
Он смотрит вниз. На бинтах руки, кисть которой прячется в кармане брюк, проступает кровь. Весь карман брюк — темное алое пятно. Это выглядело бы безобидно, словно он опрокинул на себя банку чернил, если бы пятно не было красным.
Гарри вытаскивает руку из кармана. Бинты — полоски старой футболки — промокли. Луна копается в сумке и достает фиолетовую ленту для волос. Она протягивает ее со слабой улыбкой.