В собственных апартаментах чувствовать себя пустым местом?
— Карта устарела, — громко произнёс я, привлекая внимание гостя. — Прошли столетия, три дерева превратились в непроходимый лес. Или, наоборот, — ёрничал я, желая досадить потомку, — местные жители распилили их на дрова, и на освободившейся территории выстроили Останкинскую телебашню.
Не поднимая голову, Гриша пробурчал под нос нечто невразумительное и пожал плечами.
«Вежливый парень», с неприязнью подумал я. «Свалился, как снег на голову, и ведёт себя так, как будто квартира со всем её содержимым, принадлежит ему на правах личной собственности. Пора приводить наглеца в чувство и выпроваживать на улицу. Наверняка, никакой он не потомок, а внук одного из тридцати сыновей лейтенанта Шмидта».
— Аллоу!
Как в пропасть кануло — Гриша и бровью не повёл.
«Хотя бы из вежливости отреагировал!» рассердился я. «Стукнуть по голове, чтобы привести в чувство?»
Почуяв неладное, гость пробурчал молитву, из которой удалось разобрать лишь одно слово: «жиемо».
«Приступаем ко второй попытке оживления трупа», со злостью подумал я. «Следующей не будет. Если мошенник не откроет рот, пристрелю из рогатки». — Я накрыл скатерть газетой, лишая «потомка» возможности изучать карту, и неприязненно заявил: «Хватит смотреть абракадабру. На карте нет главного. Все географические ориентиры: река, холм, роща — как видите, без названия. С равным успехом клад можно искать и на Днепре, и на Буге…»
— И на Припяти, и на Днестре, — очнулся Григорий и, не поворачивая головы, пояснил. — Гетман сознательно засекретил план, опасаясь, что клад попадёт в поганые руки. Ворожка окутала наследие гетмана тайными чарами и так заколдовала его, что клад сам выберет человека, которому он откроется. — Григорий лениво повернул ко мне голову и добродушно осклабился: «Мазепу избрали объединённым гетманом в 1704 году. До этого он был гетманом Левобережной Украины, а мой предок с 1665 года одиннадцать лет был правобережным гетманом. Он умер в 1698 году, и, кстати, Наталья Гончарова, жена Александра Пушкина, приходится ему праправнучкой. Но это так, к слову сказать. По материнской линии у детей Пушкина казацкие корни. А если говорить по делу, то Мазепа скончался через три месяца после Полтавской битвы. А на седьмой день старший сын Петра Дорошенко получил видение от духа умершего гетмана».
— Что угодно почудится на хмельную голову.
— И то правда. Но здесь иной случай.
— Почему же? — насторожился я.
— Видение гласит, что через фляжку гетмана Дорошенко ему или его потомкам раскроется тайна захоронения военной казны Запорожского войска. С тех пор из поколения в поколение вместе с фляжкой это предание передавалось в нашей семье.
— Когда же тайна раскроется?
— Кабы я знал. По преданию, в час Икс, фляжка станет наполняться рюмкой водки, а поскольку ничто не возникает и не исчезает бесследно, она будет переливаться из бутылки человека, выбранного для оглашения завещание Мазепы и раскрытия места захоронения клада. Вот то, что я знаю. За двести восемьдесят семь лет, прошедших после смерти Мазепы, ничто не происходило. А когда вдруг фляжка забулькала, мне оставалось только выпивать водку. Затем в моём сознании появился ваш адрес. Вот я и приехал…
— Откуда? — перебил я.
— Из Полтавы.
— А дальше? Что из того, что на столе лежит карта, которой нельзя воспользоваться?
— Ждите, — пожал плечами Гриша. — Днями прояснится. — С этими словами он поставил на стол пустую фляжку.
Моя бутылка тут же проделала известную процедуру, Гришина фляжка наполнилась ещё одной рюмкой, которую он, виновато на меня посмотрев, залпом выпил.
— Ну, как? Есть что-нибудь новенькое? — ошарашенный чудесами, спросил я, внимательно наблюдая за Гришей, и начиная верить ему. — Дать чего-нибудь закусить?
— Пока ничего, — неожиданно смутился Гриша и извиняющимся голосом попросил. — А от бутербродика я бы не отказался.
— Да, да, конечно. — Я рванул на кухню, на скорую руку соорудил хлеб с остатками «докторской» колбасы, поверх положил срез луковицы, капнул кетчуп и вернулся в комнату, неся на блюдце произведение кулинарного искусства.
Гриша, пока я был на кухне, отложил в сторону газету и перерисовывал карту. Не отвлекаясь от «государственных дел», он в три приёма проглотил бутерброд, благодарно улыбнулся и попросил повторить. Пришлось его огорчить: