— Можешь объяснить? — простонал Хосок со смятой щекой. — Или ты убить меня собрался?
Хосок понял, что спросил глупость, когда одним уверенным движением Кихён скинул все со стола. Послышался звон битой посуды, а затем вообще все звуки стихли. На горле сомкнулась петля из столовой скатерти. Тяжелое колено упиралось в поясницу, грозя ее сломать, а зубы, казалось, готовы были разорвать ушной хрящ. Язык вываливался изо рта, стало совсем нечем дышать, потекли неконтролируемые слюни. Руки панически хватались за хлопковую ткань, но ноги от бессилия уже начали разъезжаться в стороны.
— Не смешно тебе, сука? — полушептал Кихён, сильнее затягивая петлю. Он то и дело дергал, пытаясь поставить Хосока на ноги, но тот только хрипел и клонился ниже. — Хочешь со мной такое же проделать?
Хосок прохрипел и сомкнул зубы, прикусив распухший язык. По горлу словно растекался горячий металл, попадая в легкие. Цветные переливы на полузакрытых веках вторили ударам сердца. Все ярче и ярче. Если Кихён и в самом деле ждал ответа, то точно бы не дождался. Впрочем, он не ждал. Его точно так же, как и чертова скатерть, самого душила ярость. Он не нашел ей другого выхода. Только через чужую боль. С пугающей силой ткань затягивалась на горле, но боль от унижения так и не проходила. Казалось, она только множилась, росла, густела. Первобытная ненависть, заставляющая слепнуть, не видеть мучений, только наслаждаться ими, пропускать через собственные пальцы, через голову, через пустые глаза…
Хосок за всю жизнь и в силу своей профессии видел многое, слышал в свой адрес немало угроз, но никогда не боялся так, как сейчас. Сейчас он даже не мог объяснить, чего именно он боится. Оставить Хёнвона? Отсутствия возможности узнать, за что его мучают… Или взаправду убивают… Мир сузился до микроскопических размеров, дышать стало совсем нечем…
От душераздирающего вопля заложило уши. В кухню влетел Хёнвон и, не разбирая, что происходит, кинулся брату на спину. Тот пошатнулся, но руки не отпустил, продолжая сжимать в них самодельную петлю. Хёнвон вцепился в его волосы и тем самым заставил немного отвлечься. Хосоку этого хватило — он с оглушительным вздохом свалился на пол, хватаясь за саднившее горло.
— Вы чего творите?! — визгнул Хёнвон, ловко спрыгнул со спины и бросился к Хосоку, пытаясь заслонить его своей спиной и расставляя руки в стороны. — Я понимаю, что нам всем немного страшно, но это не повод поубивать друг друга. Молодость решили вспомнить?! Взрослые мужики же!
Кихён тяжело дышал, держась ладонями за собственные колени. Хосок так и вовсе пытался понять, не сдвинута ли у него подъязычная кость. Слюни все еще текли мимо рта, но он уже отчетливо видел ангела в лице любимого мальчишки, который так самоотверженно пытался защитить его собой.
— Вон-а, ты совершаешь ошибку, — прохрипел Кихён и прочистил горло, все так же продолжая буравить взглядом пол. — Ты не понимаешь, кого защищаешь.
Но Хёнвон решительно замотал головой и еще отполз назад, буквально наваливаясь на Хосока своей спиной. Руками парнишка схватился за чужие колени, чуть успокаивая.
— Я защищаю в первую очередь тебя, — возразил он, а тон стал совсем взрослым. — Пытаюсь уберечь от необдуманного поступка, о котором мы все потом пожалеем.
Кихён коротко усмехнулся. Жалеть? Он точно не будет жалеть о потери человека, который ни во что не ставит жизни и интересы других, их принципы и убеждения — быть честными с собой и окружающими. Зачем жалеть человека, который может запросто унизить слабого, после чего делать вид, что все в порядке и ничего не произошло.
— Зачем мне жалеть эту тварь?! — выкрикнул он и с яростью столкнул с тумбочки несколько тарелок и подставку со столовыми приборами. Россыпь осколков зазвенела по полу. Хёнвон едва успел пригнуться от летящих в него вилок. — Спроси его, приятно ли ему было совать свой грязный хер в рот моему мальчику! Ты живешь с дикой тварью, Вон-а, а теперь отойди.
— Что?.. — Хёнвон обернулся через плечо на хрипящего Хосока, пытающегося вытереть рот грязными ладонями. Тот все еще молчал, но причиной скорее был шок или же боль от сдавленной глотки. — Это правда? Почему?..
Кихён рассмеялся так громко, что зазвенела посуда в шкафу. Зачем? Вот уж точно на этот вопрос сможет ответить только Хосок. За окном сверкнула молния, раскатистый гром содрогнул стены старого дома. Хосок испуганно смотрел на безумную улыбку Кихёна, заходился кашлем, а тело шло колючими мурашками. Он успел только открыть рот, чтобы крикнуть, но из него не вырвалось и звука. Под ударом тяжелой руки Хёнвона отбросило в сторону. Со слабым стоном парнишка тер свезенный об осколки локоть, кровь просочилась через тонкую ткань светлого гольфа. Хосоку оставалось только зажмуриться прежде, чем щеку прижгло звонким ударом. Губа в уголке лопнула, и из нее вытекла липкая струя густой крови, язык снова зажало зубами, отчего он стал еще более неповоротливым.
— Вставай на колени! — скомандовал Кихён и подошел ближе, едва ли ни упираясь пахом в чужой лоб. — Вставай, или я сам тебя поставлю!
Хёнвон не хотел видеть этого унижения, он заметил, что намокают щеки, вероятно, он плачет, только еще не понимает этого. За раздирающей на части душевной болью уже не чувствовался сбитый локоть, не чувствовался удар по стопе, нанесенный собственным братом — любимым братом. Парень только, не отрываясь, смотрел на Хосока, покорно складывающего руки за головой и встающего на колени. Неужели, это правда? Зачем ему это было нужно?
— Я этого не делал, — голос мужчины совсем просел и был больше похож на едва слышный хрип. — Чангюн что-то перепутал. Я все время был с тобой.
Удар с левой ладони уже был не настолько сильным, но правую Кихён отбил в первый раз, вложив в удар столько злости, сколько не мог себе даже вообразить. Хосок не пошатнулся, лишь склонил голову на бок и постарался слизнуть стекающую кровь.
— Не валяй дурака! Ты ушел раньше, сказал, что проверишь, не вернулись ли мальчишки. Проверил?!
— Ки, я не хочу с тобой драться, — откашлялся Хосок, сплюнув кровь на пол. — Тебе нужно остыть, а затем мы сядем и спокойно поговорим.
— Нет, дружочек, с хером во рту говорить неудобно.
Кихён откровенно смеялся, медленно расстегивая ширинку, и Хёнвон видел странный блеск в его глазах. Он никогда не сомневался, что в некоторых вопросах брат слишком вспыльчив, но никогда бы не подумал, что настолько. Парень собрался, сам поднялся на колени и, оттолкнув Кихёна в бедро, снова встал перед Хосоком, заслоняя от надвигающегося позора.
— Ради меня, Ки-ки, ты не сделаешь этого, — решительно покачал он головой и прикрыл глаза. Будь, что будет. — Если все же сделаешь, то начни с меня.
Хёнвон открыл глаза, когда услышал треск молнии на ширинке. Он сделал глубокий вдох и смирился. Даже когда пальцы брата вплелись в его волосы, мальчишка не пискнул; почувствовал, как Хосок осторожно касается его талии и пытается прижать к себе. Хёнвон отказывался верить в происходящее, он почти не дышал, а где-то вдалеке прозвучал тоненький надрывный голосок.
— Остановись!
Все трое повернулись к двери. Чангюн тяжело держался на ногах, хватаясь обеими руками за косяк. Хёнвон только сейчас понял, в чем дело, когда глаза выцепили клетчатую рубашку, в которую был одет его друг. Та была запачкана на груди белыми потеками, перемешанными с рвотными массами. Лицо Чангюна казалось белее обычного и приобрело зеленоватый оттенок. Значит, Кихён не врал, когда говорил о надругательстве. Хосок сам ахнул, когда увидел мотающегося подростка, и сгреб Хёнвона в охапку, пытаясь ладонью прикрыть ему глаза. Тот даже не протестовал, сам зажмурился и вжался в горячую грудь сильнее. Теперь они делили одну дрожь на двоих.
— Что? — Кихён сделал шаг навстречу Чангюну, а тот кивнул, но с места не сдвинулся. — Ты тоже решил его пожалеть?