Задний двор был еще более запущенным, чем дом. В доме хотя бы можно было прибраться, а тут вариантом номер один, да и, собственно, единственным, было сжечь все к чертовой матери. Грязные дорожки от недавно прошедшего дождя совсем размыло. Между хозяйственными пристройками, курятником и несколькими сараями пройти стало невозможно. Кихён, смотря на них и попутно раздувая влажные дрова, вспоминал, что в одном сарае всегда хранились инструменты, другой — побольше — служил для разных целей, а самый огромный скрывал в себе адскую машину для уборки полей. Он нисколько не сомневался, что она и сейчас там стоит.
— Где здесь можно закупиться едой? — спросил его Хосок, неожиданно подкравшись сзади с очередной порцией дров, и бросил их в костер.
Кихён сделал неопределенный жест рукой куда-то в сторону, с которой они приехали сюда.
— Как я и говорил, магазинов тут нет, — ответил он и закурил. — Уверен, что остался старый бакалейный магазин в городишке, который мы проехали. Раньше мы с мамой ходили туда пешком. Завтра пошлем туда мальчишек, а сегодня он вряд ли еще работает. Думаю, что Хёнвон знает, куда ехать. Хотя, знаешь, есть еще придорожный магазин на заправке, цены там возмутительные, но продукты первой необходимости всегда есть.
Придорожные магазины Хосок ненавидел не меньше, чем телевизионных мошенников, проповедников и прочую нечисть, приходящую к тебе на порог дома и предлагающую приобщиться к Богу.
— Думаешь, они согласятся поехать? — озадаченно спросил Хосок, отходя подальше от табачного дыма, который всегда летит в твою сторону, где бы ты ни стоял.
— Думаю, что они захотят побыть наедине, как это случилось вчера.
Кихён на миг задумался, рассматривая суровое выражение лица, но потом Хосок кивнул. Он еще не свыкся с этими отношениями до конца, хотя отчаянно пытался. В этом можно было отдать ему должное.
Импровизированный лагерь у дома оказался вполне уютным. Коробки с обедом опустели, и время подошло к растворимому кофе. Редкая гадость, но, учитывая положение, гадость оказалась вполне сносной. Наверное, это был первый раз за всю совместную жизнь, когда они все разговаривали по душам и никуда не торопились. На костре плавилась очередная порция зефира на тонких веточках, а бумажные стаканчики были вновь наполнены. Сегодня обошлось без алкоголя, все даже забыли, что Хёнвон приговорил его еще ночью.
Небо усыпали почти немерцающие звезды, тихое пение Хёнвона под звенящие струны гитары отлично располагало ко сну. Чангюн терпеливо подождал, пока Кихён отставит стаканчик с кофе, и зарылся в рюкзак, лежащий рядом. Оттуда показалась небольшая коробочка в блестящей обертке.
— Это тебе небольшой подарок, — промямлил он и смущенно потер кончик носа. Чангюн все еще думал, что он прогадал с подарком, опрометчиво послушав Хёнвона, а потому отвернулся, не желая смотреть, как любимый разрывает тонкую бумагу.
Недоуменный взгляд прошелся по мальчишке с головы до ног.
— По какому поводу?
— Просто открой.
В бархатной коробочке оказалась золотая классическая зажигалка «Zippo», купленная на те деньги, что Кихён давал своему мальчику на личные нужды. Чангюн подумал и решил, что лучше сделать на них подарок, чем потратить на абсолютно ненужные ему вещи.
— Неожиданно, но приятно, — просиял улыбкой мужчина, подвигаясь ближе. Он щелкнул зажигалкой и крутанул колесико; вполне ожидаемо запахло бензином.
Усадив Чангюна себе на колени, Кихён заправил его волосы за уши, коснулся губ, но это мимолетное действие быстро переросло в долгий поцелуй. Уже даже стало не так заметно, что этой ночью случились первые заморозки и выпала роса. Им вдвоем было очень тепло и уютно друг с другом в толстых куртках поверх шерстяных свитеров.
В первую ночь в старом доме они необычайно долго занимались сексом. От двух горячих тел и включенного отопления было чрезмерно жарко. Кихёну показалось, что Чангюн как-то слишком уж пылко на этот раз предается любовным утехам, громко стонет, часто берет инициативу в свои руки. Вероятно, что так он пытался забыться, где он находится и сколько еще времени тут проведет.
И даже когда Чангюн отключился, удобно расположившись на мягком матрасе, чуть забрызганном последствиями бурного секса, Кихён сполз вниз, расцеловал его горячий живот, приложился к нему щекой и обвил рукой пояс. Пора бы уже было признаться, что ему больше никто не нужен. Если он каждую ночь до рассвета сможет вот так мирно лежать у изножья кровати, поглаживать стройные ноги, целовать тонкие щиколотки, мягкие колени и округлые бедра, то он будет самым счастливым человеком, нашедшим свою родную душу.
Посреди ночи Хёнвон услышал странные шумы, судорожно нащупал свой телефон, чтобы взглянуть на время, которое все еще было столичным. Он это помнил, да и тьма за окном говорила, что еще явно не половина пятого. Парнишку разбудил собачий вой, доносившийся с кухни, что находилась за стеной. Это точно происходило не на улице. Вой все усиливался. Хёнвон резко повернулся на спящего Хосока и удивился, почему тот ничего не слышит. Откуда взялась псина в доме? Он попробовал толкнуть в бок, но реакции не последовало. Показалось, что кто-то вышел из соседней комнаты, однако, приоткрыв дверь, Хёнвон увидел, что та наглухо закрыта. Движения за ней точно не было.
Доносившиеся шаги были слишком легкими и частыми: никому из них они точно принадлежать не могли. Хёнвон захлопнул дверь, постоял, прижавшись к ней спиной, но вскоре вернулся в кровать и накрылся одеялом по самый подбородок. Снова громко завыла собака. Становилось крайне не по себе, а еще с дороги хотелось спать так, что он не смог долго сопротивляться. В конце концов под скрежет когтей о кафель кухни Хёнвон уснул, подумав, что все-таки это может быть только на улице. Не мог же кто-то пустить в дом собаку. Топот тоже прекратился так же резко, как и начался. Можно будет расспросить всех об этом утром.
Утром, открыв глаза, Хосок не сразу вспомнил, где он находится. В тусклом утреннем свете за окнами большой спальни было какое-то слабое движение. Только присмотревшись, он понял, что это сухой кустарник скребет фасад дома. Солнце лениво поднималось над горизонтом. Не хватало только утреннего петуха. Мужчина усмехнулся своим мыслям и толкнул спящего Хёнвона в бок. Он помнил, что Кихён просил послать их в магазин, так как на завтрак почти ничего не осталось.
Хёнвон лениво зашевелился. Все тело одеревенело. Все же, чтобы отдохнуть после долгого переезда, нужно поспать еще часов так шестнадцать. Он чувствовал себя немного растерянным и сбитым с толку, помнил, что нужно рассказать о ночном происшествии, но решил оставить на потом. Кустарник за окном снова шевельнулся и впился когтями в грязное стекло, неприятно заскрипев.
— И тебе доброе утро, — зевнул Хёнвон, крепко потянувшись в кровати.
Стройное тело выгнулось, и Хосок не устоял перед соблазном воткнуться в его пока еще теплый бок, чтобы оставить на выпирающих ребрах мокрый след от поцелуя.
— Я так давно с тобой не был, — прошептал он тихо. — Тебе не приходило в голову, что я скучаю? Надо это срочно исправлять, а то я скоро забуду, как ты выглядишь.
Хёнвон коварно захихикал, встряхнул одело, подняв им старую пыль, а затем нырнул внутрь, накрывшись с головой.
— Кто же виноват, что ты вчера так быстро уснул, — смято бубнил он под одеялом. — Ты даже не проснулся ночью, когда я тебя будил.
— Будил? — удивленно переспросил Хосок, поднимая одеяло. Хитрые глаза смотрели через ворох взлохмаченных волос. — Зачем ты будил меня ночью?
Хёнвон отмахнулся. Он и правда надеялся на утреннюю близость, а потому такие мелочи, как собаки на улице, его не беспокоили. Однако Чангюн срубил все его планы на корню, заглянув в комнату без стука, уже будучи одетым.
— Просыпайся, сладкий, — ухмыльнулся он, подперев косяк плечом. — Нам пора в магазин. Время давно перевалило за обеденное, и очень хочется кушать.
С этим спорить было трудно. Хёнвон быстро оделся, и мальчишки вместе побежали до машины, решив, что кто первый добежит, тот и сядет за руль. Чангюн успел первым, но продался за поцелуй. Сложно сопротивляться, когда тебя силой вжимают спиной в бампер.