Он уже собирался уходить, когда Инна Антоновна спросила:
- Вы удовлетворены нашей беседой? Я готовилась к ней, как к защите диссертации.
- Я это понял, - серьезно сказал Валентин. - Но защищаться, очевидно, все-таки легче, чем защищать.
- Вы о чем?
- Полно, Инна Антоновна! Вы все прекрасно понимаете. Скажу больше: я нечасто встречал таких проницательных людей. Вот только с компромиссами у вас не получается: вы старались не лгать, но и всей правды не хотели говорить. Наивная позиция в разговоре с работником милиции, который, помимо элегантности, обладает кое-какими профессиональными навыками.
- А вы злопамятный, - натянуто улыбнулась хозяйка.
- Возможно. Тем не менее, передайте Новицкому, что мужчине, а я считаю его таковым, не пристало прятаться за спинами женщин. Я имею в виду не только вас...
Это хорошо, когда за тобой остается последнее слово, когда ты делаешь правильный ход и столь эффектно преподносишь его. И все-таки полного удовлетворения Валентин не испытывал: у него было такое чувство, словно в последний момент он допустил непростительную бестактность, чем не столько смутил, сколько обидел хозяйку. А она этого не заслуживала. Инна Антоновна ничего не скрывала, кроме имени того, кто был с Ларисой в ресторане тем вечером. Но этого человека было нетрудно угадать из ее рассказа о других событиях. Странно, что она не учитывала это. Хотя возможно учитывала, но считала, что милиции уже все известно, и не хотела, как говорится, брать на душу лишний грех. Тем более, не следовало похваляться своим открытием, ставить ее в неловкое положение.
Что же до самого Новицкого, то, невзирая на старания Сторожука и Инны Антоновны, мнение Валентина о нем не стало лучше. Похоже, что наиболее ценные книги из библиотеки профессора Яворского попали в чужие руки не без ведома ученика и воспитанника профессора. А это, по меньшей мере, хамство! Не в пользу Новицкого свидетельствует и его бегство из города. Очевидно, придется объявить местный розыск...
Но Билякевич рассудил иначе:
- На каком основании объявлять розыск Новицкого? Только потому, что вам не нравятся его поступки? Мне тоже не все его поступки нравятся. Но их нельзя брать изолированно, выводить из самих себя. Вы говорите скрылся. А с какой стати ему скрываться? Вечером 28-го еще никто не знал, что Зимовец травмирован. - Новицкий догадывался.
- О чем? Что парень ушиб голову при падении? Возможно. Но при всех способностях Новицкого он не мог так сразу определить степень тяжести травмы Зимовца, предусмотреть, чем это кончится. Чего было ему опасаться? Драку затеял не он, в ходе ее сам был травмирован. И травмирован явно, наглядно. Я о другом думаю. Для Новицкого Анатолий Зимовец не был посторонним. Он хорошо знал Анатолия, его родителей, сестру, был их соседом. Вы сами рассказывали, как отзывается о нем Тамара Зимовец. Если принять во внимание эти обстоятельства, то можно предположить, что причиной исчезновения Новицкого был арест Анатолия. Он не хотел усугублять вину парня своей раной, которая, судя по всему, была не такой уж пустяковой.
Ляшенко должен был признать, что об этом не подумал. Ему стало неловко за свою горячность, но вместе с тем что-то мешало согласиться с Билякевичем.
- Извините, Виктор Михайлович, но я не склонен объяснять все поступки Новицкого высокими чувствами, - наконец нашелся он. - Нельзя забывать о первопричине конфликта: книгах Яворского. Лечебники, о которых рассказала доктор Билан, представляют большой научный интерес. Мандзюк справлялся в библиотеке медицинского института. Эти книги относятся к категории инкунабул. Они уникальны, им нет цены! А первое русское издание "Канона" Авиценны? Да, только ли эти книги исчезли из библиотеки Яворских? Боюсь, что их список будет продолжен.
- Я разделяю ваше опасение, кивнул Билякевич. - Но и в этой части мы пока не можем говорить о деликте. Нотариально удостоверенного завещания профессор Яворский не оставил.
- Как не оставил? - растерялся Валентин.
- Не оставил, я узнавал.
- Значит, у нас нет оснований вмешиваться! Книги перешли в собственность Ларисы и Надежды Семеновны, и она вправе распоряжаться ими, как угодно.
- Анатолий Зимовец так не считал. Не считает так и автор очерка "Заметки книголюба", что был опубликован в областной газете месяц назад. Видимо, эту публикацию имел в виду Сторожук, когда говорил вам о сплетне, вынесенной на страницы газет. Вот прочитайте.
Билякевич передал Ляшенко сложенную вдвое газету.
- Эту газету отыскал не я: ее прислал по почте некий аноним не далее как сегодня утром. А чтобы мы не терялись в догадках, он любезно обвел очерк красным карандашом. Смотрите четвертую страницу.
Ляшенко прочитал очерк, обведенный красным карандашом. Очерк был как очерк, в нем отмечались положительные и отрицательные явления в деятельности местного общества любителей книги, клеймились стяжательство и даже мошенничество некоторых личностей, поименованных в очерке начальными буквами (как можно было понять, указанные личности только прикидывались библиофилами и под этой удобной маской занимались спекуляцией); воздавалась хвала тем здравствующим и ныне уже усопшим библиофилам, которые за долгие годы упорного собирательства, находок и потерь, надежд и разочарований не утратили главного - любви к книге, как к таковой, не забыли: что книги пишутся и издаются для того, чтобы их читали, а не таили за семью замками; перечислялись имена тех энтузиастов, кто раскрыл свои книжные шкафы и полки для широкого круга читателей, а также тех, кто передал в дар общественным и государственным библиотекам плоды многолетнего собирательства. В числе последних упоминался и профессор Яворский. Однако за этим следовало, казалось бы, ничего не значащая оговорка о том, что, дескать, не все завещанные покойным профессором книги переданы библиотеке медицинского института, и выражалось сожаление по этому поводу. Очерк был подписан неким Верхотурцевым.
- Значит, завещание все-таки было! - воскликнул Ляшенко.
- Как я уже сказал, официального завещания Яворский не оставил. Но, судя по всему, какое-то завещательное распоряжение было им сделано: после его смерти Новицкий передал библиотеке мединститута более тысячи книг. В их числе довольно ценные, относящиеся к категории раритетов.
- Однако не инкунабулы!
- Этот факт уже трудно отрицать. Но все дело в том, что неизвестно, какие из завещанных профессором книг не были переданы институту.
- А Верхотурцев намекает, что это ему известно. Любопытно только, из каких источников? Кстати, кто такой Верхотурцев?
- Бывший секретарь общества любителей книги, журналист. Это ответ на ваш второй вопрос. А на первый мы не скоро получим ответ. После того, как был опубликован очерк, Верхотурцев уехал в творческую командировку в Восточную Сибирь. Отыскать его не так-то просто.
Ляшенко взволнованно заходил по кабинету.
- Тонко сработанно, ничего не скажешь. Скромненько, но со вкусом. Никто персонально не назван, но людям, знающим семью Яворских, такое уточнение не требуется, они сразу поймут, кто именно огорчил этого болвана Верхотурцева!
- Зачем же так грубо?
- А затем, что это наилучший эпитет для него! Он сварил в своей журналистской кастрюле то, что ему подсунули, даже не попробовав на вкус.
- Почему так считаете?
- Вы сказали, что официального завещания Яворский не оставил. Об устном завещательном распоряжении могли знать только близкие профессору люди, в числе которых Верхотурцев, насколько понимаю, не входил. Возникает вопрос: каким образом он узнал о предсмертной воле Матвея Петровича?
- Видимо, кто-то проинформировал его.
- И информировал тенденциозно! Очерк бьет по Новицкому. Это совершенно очевидно.
- В таком случае можно предположить, что Зимовец был ориентирован на Новицкого: те же книги, те же упреки только в более резкой форме, заметил Билякевич. - И еще. Если мы правильно рассуждаем, то и в первом, и во втором случаях за спиной действующих лиц стоял человек, который хорошо знает, что делалось и что делается в семье Яворских.
- Этим человеком может быть только Боков!
- Если может, значит, уже не только, - сдержанно улыбнулся Билякевич. - Поэтому давайте все-таки отправляться от исчезнувших книг, так будет вернее. В первую очередь надо установить, как "Канон" Авиценны попал к Зимовцу. Не менее важно выяснить судьбу средневековых лечебников. Поручите это Мандзюку. Пусть займется лично...