"Ну, вот тебе и не нюхал пороху... А он, видимо, прошел огонь, и воду, и медные трубы. Поспешил, братец мой с выводом", - упрекнул себя Нестеров.
- А чему изумляться, товарищ майор?! Посчитайте сами: двадцати трех лет окончил исторический факультет университета, а потом еще два года затратил на окончание спецфакультета. Это двадцать пять лет. Затем три года работал по основной специальности в госархивах и в археологических и энтографических экспедициях. Был, как говорят, цивильным с ног до головы. И даже военкоматы в эти годы не беспокоили... Думал: ну, призабыли меня! Да только ошибся. В тридцать восьмом ранней весной призвали в ряды РККА. Оказался на Халхин-Голе. Вышел оттуда капитаном. Не успел родителей проведать, послали на курсы при Академии имени Фрунзе. Два звания за эти годы получил. Как видите, не так уж щедро. Многие из товарищей генералами стали. А один даже генерал-лейтенант. Война - время стремительных перемен и событий, - одарив военкома улыбкой и доверчивым взглядом, философически закончил Нестеров.
- Понятно, понятно, - пробасил военком, протяжно нажимая на "о", и кивнул на оборванную руку. - А это под самый финиш случилось?
- При штурме Берлина, - понурив голову, сказал Нестеров.
- Да-а-а... большой кровью досталась нам победа, - покачивая крупной черноволосой головой, тихо произнес военком.
- Могло быть хуже, - попробовал утешить себя Нестеров и снова с улыбкой посмотрел на военкома, а потом перевел взгляд на угольно-черный протез.
- Ну, и что же теперь? - помолчав, спросил военком.
- Теперь? Именно поэтому и зашел. Намерен поселиться в Приреченске.
- Навсегда?
- На весь остаток жизни.
- Почему остаток, товарищ полковник?! На всю вторую половину жизни. Вы же совсем еще молодой!
- Пусть будет по-вашему. Согласен.
- Не заскучаете здесь, в глухомани?.. Может быть, сразу взять курс на областной центр? Там ваши знания скорее пригодятся.
Нестеров отрицательно замотал головой:
- Нет, нет, имею твердую рекомендацию медиков: жить по свободному расписанию, больше быть на природе... К тому же имею давнее тяготение... к одиночеству...
Военком вопросительно взглянул на Нестерова и, озадаченно пошевеливая обкуренными длинными пальцами, сказал:
- Молодой человек и в одиночестве... Как-то не вяжется.
- Вынашиваю замысел одной кропотливой научной работы, - слегка смущаясь, сказал Нестеров.
- Понятно, понятно. Вполне допускаю. - Военком повеселел, оживился, прихлопнул ладонью о стол в чернильных пятнах. - Что ж, будем помогать... В добрый час, товарищ полковник. Начинать надо, вероятно, с жилья. Сейчас я вызову нашего квартирмейстера, посмотрим, что у него есть на примете. Лучше бы, конечно, поселился у кого-нибудь в частном секторе...
- А нельзя ли, товарищ майор, купить домик? Заприметил я здесь пятистенный домик напротив больницы... Вполне приличный, крепкий еще и, главное, пустой. Окна и двери забиты.
- Наверняка ремонт потребуется.
- Сделаю.
- Попробуйте... Денег хватит?
- Должо бы хватить. Выходное пособие по демобилизации получил, кроме того, за пять лет отпускных начислено, кое-что осталось от фронтовых получек... И дом, судя по всему, покинут. Едва ли дорого за него возьмут.
- Пока деньги не растеклись - покупайте. А пустой дом сейчас не редкость: началась утечка населения в другие места, более обжитые и более светлые. Пока шла война, люди терпели, не было выбора, а теперь что же мир, свобода передвижения... покой. Непривычно даже: покой.
- И многие, очень многие начинают жить как бы заново, - вставил Нестеров.
- Вот вроде меня. Кругом один: жена и дочь погибли под бомбежкой, братья погибли в боях, мать и отец сожжены вместе со всей деревней... Голос военкома прервался, загас, помрачнело его испитое, с глубокими впадинами на щеках желтое лицо. Он поспешил наклонить голову, скрывая заблестевшие в глазах слезы.
Опустил голову и Нестеров, чувствуя, что ему становится тяжело дышать от каких-то острых схваток в горле.
2
Дом, который купил по дешевке Нестеров у родственников вдовы погибшего фронтовика, уже откочевавшей из этих мест, оказался в самом деле не настолько старым, чтобы нуждаться в большом ремонте. С внешней стороны Нестеров ограничился самым необходимым: проконопатил мхом пазы и на четверть метра поднял уровень завалинки. А вот внутри дома пришлось похлопотать: вставил вторые рамы, переменил крюки дверей, перебрал в прихожей расщепившийся пол, побелил печь, покрасил белой эмалевой краской косяки и подоконники, замазал тертой глиной отверстия между печной трубой и потолком.
Когда эта работа была закончена, Нестеров соорудил из плах книжные полки, скамейку "на три посадочных места", табуретку. К его удовольствию, делать стол не потребовалось. На вышке дома он нашел столешницу, перекладины, ножки От старого стола. С помощью гвоздей и клея он заново собрал стол, слегка подкрасил его густой охрой и водрузил в передний угол.
Райвоенком майор Фролов сдержал свое слово: он помог Нестерову не только стройматериалами, досками, кирпичом, гвоздями, краской, олифой, но и прислал два грузовика пиленых березовых дров. Не остался безучастным к судьбе одинокого полковника и райпотребсоюз: председатель райпотребсоюза Силантьев - одноногий инвалид, завершивший свой ратный путь еще в подмосковных боях сорок первого года, разыскал на складах потребсоюза набор столярных инструментов, кое-что из посуды - эмалированные кружки, чайник, два котелка различных объемов, сковородки, ложки и вилки, ножи, настольную керосиновую лампу - двенадцатилинейную, с пузатым, грушевым стеклом.
А вскоре поступил ящик с имуществом Нестерова, отправленный им по железной дороге большой скоростью из Горького, где полковник провел почти целый год, вначале в госпитале, а потом в ожидании протеза, а точнее сказать, в размышлениях о своей будущей жизни, в поисках возможных вариантов устройства личного существования.