Демиана! Он совсем скоро ее увидит! И сына.
Что же он ей скажет?
«Начну так: — Деми, милая, я так соскучился! Нет, не пойдет. Она же обижена и думает, что я ей изменяю и хочу отобрать ребенка.
Нет, начать надо иначе: Любимая Демиана! Прости мои прегрешения, я не желал тебе зла, все что случилось — результат трагического стечения обстоятельств. Нет, тоже не годится».
— Ваша Светлость, — вошел слуга. — Ее Светлость передала, что ожидает Вас в своих покоях.
— Да, — вскочил герцог. — Я готов, куда надо идти.
— Покои Ее Светлости находятся в Западном Крыле, короткая дорога к ним идет через сераль. Но чужому мужчине нельзя в сераль, поэтому придется обходить по двору и саду.
— Мне все равно, как идти, главное, скорее ее увидеть, — пробормотал герцог и громче слуге. — Ведите любой дорогой, главное, без задержек!
Едва ли Тамиль видел хоть что-то из чудес, мимо которых шел. Он не замечал ни изумительные росписи на стенах, ни искусно выложенный разноцветными плитками пол, ни богатые ковры и шелковые занавеси, ни нежную, коротко подстриженную траву в саду, ни тысячи великолепных цветов, прошел мимо фонтанов, мимо беседок, увитых диковинными растениями. Все его мысли занимала предстоящая встреча. Герцог страстно жаждал ускорить ее и не менее сильно боялся, что не найдет нужных слов, что все испортит и жена ему не поверит и не простит.
И вот открылась последняя дверь и он, как в омут с ледяной водой, шагнул в комнату.
Герцогиня стояла у окна и смотрела на мужа.
Тысячи мыслей и слов пронеслись в одну секунду в голове Тамиля, но все заготовки и предположения, как начать разговор и что надо сказать, мгновенно вылетели у него из головы. Герцог сглотнул, рвано выдохнул:
— Деми!!!
И упал перед женой на колени, обхватив руками ее талию, уткнулся лицом ей в живот.
— Деми… Деми! — вздрагивая от душивших его слез, Тамильес принялся целовать ноги женщины, вернее, юбку, лежащую поверх ног.
Перешел на живот и наткнулся на ее руку, схватил и припал к нежной коже, как умирающий в пустыне — к живительному роднику.
— Деми, счастье мое, сердце мое. Единственная моя!
Демиана, не ожидавшая столь бурного проявления, сама донельзя взволнованная и потрясенная, коснулась волос мужа.
Тамиль замер и медленно поднял голову, заглядывая в глаза Демианы.
— Я думал, что никогда больше не увижу тебя, искал, не мог найти и с каждым днем, проведенным вдали от тебя, у меня отмирала еще одна частичка сердца. Это так страшно, когда не знаешь, где самый дорогой для тебя человек, жив ли он, здоров ли, не угрожает ли ему опасность и мечешься, не в силах ему помочь и защитить.
Деми, я так виноват перед тобой, перед тобой и нашим сыном, не смог уберечь вас от страданий и испытаний. Не было ни дня, когда я не корил себя за это. Единственно, в чем я не виноват — я не изменял тебе ни делом, ни мыслями! Когда ты пришла ко мне в кабинет, я видел графиню и не смог противиться, потому что был под сильнейшим приворотом. Это ужасно, все понимать и не иметь возможности что-то изменить, это воспоминание будет терзать меня всю жизнь.
— Да, я знаю, что на костюм, кроме меняющей облик иллюзии, был наложен и сильный приворот, которому никто не смог бы сопротивляться, и не виню тебя. Больше не виню, так как на самом деле измены не было, ведь ты был со мной. Встань, Тамиль, садись в кресло, и поговорим.
— Я не могу от тебя оторваться. Мне кажется, стоит убрать руки, и ты исчезнешь.
— Садись, — мягко попросила герцогиня. — И держи меня за руку, если тебе этого хочется.
Некоторое время они молчали, жадно разглядывая друг друга.
Несмотря на усилия банщиков, живительные эликсиры и отвары, герцог выглядел неважно, он сильно похудел, вернее, высох, кожа все еще была несколько обветрена, и загар тоже не сошел окончательно.
Герцогиня, наоборот, еще больше похорошела и выглядела свежо. Ее красота еще больше расцвела. Перед пораженным и восхищенным Тамилем сидела самая обворожительная и красивая женщина, какую он когда-либо видел.
— Демиана, то письмо, мне нет прощения за него.
Демиана напряглась.
— Единственное мое оправдание заключается в том, что написал я его сразу после нашей злосчастной брачной ночи, когда я был зол на весь мир и на дядюшку и на тебя и хотел сделать также больно, как было больно мне. Но вскоре я осознал, что это письмо — большая ошибка и немедленно вернулся в замок. Ты помнишь это?