ь исподлобья, мрачно бросила: - Мне плевать, кто где собирается. Я никуда не пойду! Она решительно отодвинула мать и, не разуваясь, ринулась в свою комнату. Мать растерянно посмотрела на закрывшуюся за дочерью дверь и по-детски беспомощно уставилась на смущённых ребят. - Тётя Люба, вы не обращайте внимания. Алёнка переволновалась в горах. Всё будет нормально. Мы завтра с утреца заедем, хорошо? - Конечно, Мишенька! Спасибо вам, ребятки! Выйдя на свежий воздух, компания, не сговариваясь, остановилась. Молодые парни вздыхали словно старики, девушки настороженно молчали. Пауза затягивалась, каждый думал о своём. Неожиданный щелчок старинной зажигалки заставил всех вздрогнуть. - Сеня, ты откуда курево нарыл? - ворчливо вопросил Влад, - Я вроде всё достать могу, но табак под таким запретом, что даже мне страшновато. - Откуда, откуда... Оттуда! - Семён сделал глубокую затяжку и выпустил целый столб дыма, - Из прошлой жизни. Друзья тихонько заулыбались, но Георг холодно вернул разговор в насущное русло: - Придётся всё ей рассказать. Я не вижу иного выхода. - Думаешь, она поймёт? - Семён грустно хмыкнул. - Думаю, да. И к тому же у нас просто нет иного выхода. Семён пристально посмотрел на друга, но ничего не сказал. Георг обежал глазами собравшихся. И каждый согласно кивнул. *** Алёна обожала бывать на даче Влада. Такая заурядная вещь как поездка в пригород дарила ей незабываемое блаженство. Особенно осенью. Вот и в этот раз девушка радостно неслась по шуршащему кленовому ковру, к плетёной беседке. Издали простенькая деревянная постройка казалась тонущей в жёлто-красном море огня. И Алёна, как ребёнок, бежала сквозь осеннее буйство красок к любимому укрытию. Ей казалось, что ещё чуть-чуть и всё вокруг вспыхнет. - Красиво у Влада! - Семён, зажмурившись, шумно втягивал ноздрями ароматы увядания. - “Красиво!” - передразнила Алёнка, - Тут божественно! Не в силах сдержать эмоции, она с радостным хохотом начала осыпать листьями друзей. Мгновение, и всё превратилось в кучу малу. Молодёжь с радостным гиканьем бесилась, словно убежавшие от няньки дети. На несколько минут каждый из них вернулся в блаженное время, когда всё казалось простым, когда не существовало взрослых проблем, когда поломка любимой игрушки казалась катастрофой... Но всему приходит конец. Настал черёд и их бесшабашной заварухи. Георг строго сказал: - Ну, повеселились, и хватит. - Жорка! Ну, ты, как всегда, всё обламываешь! - Алёна мигом надулась, - Выбираемся сюда хорошо, если раз в год, а уж все вместе вообще тут впервые. А ты опять начинаешь! - Алёна, давай присядем в беседке. У нас важный разговор. И важен он прежде всего для тебя. Алёнка хотела съязвить, но заметив, как посерьёзнели друзья, промолчала. Усаживались на выставленные по кругу скамеечки молча, словно солдаты. Алёна в непонимании переводила взгляд с одного на другого. Когда все расположились, Георг слегка откашлялся и уже открыл было рот, но Алёна его перебила: - Ребята, что вообще происходит? - Происходит? - Георг, слегка сбитый с настроя быстро собрался, - Ничего страшного, Алёна, не происходит. Честно говоря, в настоящее время вообще ничего не происходит. Всё уже произошло. - Что произошло? - Алёна начала перепугано озираться на каменные лица друзей. - Успокойся и пожалуйста выслушай нас. Хорошо? Георг мягко и устало улыбнулся, а Михаил накрыл своей огромной ладонью озябшие Алёнкины ручонки. И захлестнувшее девушку волнение вмиг растаяло, словно волна на горячем песке. - Алёна, мы хотим поговорить о завещании твоего отца. Да, оно существует. Не перебивай пожалуйста! - и Георг жестом попросил Алёну замолчать, - Я его тебе сейчас передам. А потом отвечу на твои вопросы. И Георг вытащил из внутреннего кармана негнущийся пластиковый конверт, расковырял давным давно запечатанный сгиб, извлёк сложенный вчетверо лист. Алёна дрожащими руками приняла трепещущий на ветру клочок бумаги. В глаза бросился знакомый с детства почерк. Сглотнув комок в горле, она прочла: “Дорогая моя! Я знаю, что ты прочтёшь эти строки через много лет после моей кончины. Прости меня, письма писать я никогда не умел. Как не умел в жизни и много другого. Может спустя годы тебе покажется, что я любил тебя недостаточно. И ты будешь права! Сколько бы тепла души я не потратил, а всё было бы мало. Я не представляю, как можно выразить ту гигантскую массу чувств, что разрывают мне грудь. Увы, не представляю! Я мало говорил и очень много работал. Я почти не видел жизнь и тебя обрёк на это. Прости меня! Прости, если сможешь... Я не оставил тебе денег. Да, дорогая моя, это факт. Ибо всё, что я заработал, я потратил на прощальный подарок тебе. Ты была для меня великим даром. И я, хоть чуть-чуть, но попытался приблизиться в этом к тебе. Я надеюсь, у меня получилось. Я не смог быть с тобой. Но мой подарок украсит твою жизнь. Над этим я трудился ночи напролёт. Я вложил всю свою любовь, теплоту и заботу. Возможно, ты рассудишь иначе. Ну, что ж... В этом случае я хочу просто попросить у тебя прощения...” Алёна подняла на Георга полные слёз глаза и прошептала: - Я ничего не поняла. Какой подарок? Георг тяжело вздохнул. - Твой отец очень тебя любил. Очень и очень сильно. Это правда. Все те обиды, что ты напридумывала - полный бред. Любой нормальный родитель старается защитить своё дитя, старается оградить его от зла, старается подсказать и помочь. А имея такие деньги, как у твоего отца, возможности кажутся безграничными. Да, он мог оставить тебе состояние. Огромное состояние. Тебе такой выбор кажется правильным? Но ты не представляешь, каково живётся его преуспевающим сотрудникам. А вот я знаю. Не очень хорошо. Все их отпрыски сидят на наркоте, кроме тех, кто уже от этого умер. Несколько молодых и талантливых ребятишек покончило с собой. Четверо получили длительные тюремные сроки. Не перебивай пожалуйста. Их не деньги такими сделали. Деньги им только дали трамплин. Всё наше общество больно, а без лечения больной человек может только усугубить своё состояние. И толстый банковский счет в этом отличный помощник. - Какое это отношение имеет ко мне? - Прямое. Уберечь своё дитя можно, дав ему верные ориентиры в жизни. Но не у всяких родителей они есть. У твоего отца они были. Но жестокая ирония судьбы не дала ему вырастить тебя. Как ты знаешь, своё сознание он не мог сохранить. Прогрессирующая опухоль мозга и теперь серьёзная преграда для процедуры переноса, а уж тогда и говорить не о чем было. Но он нашёл выход. - Какой? Какой ещё выход? - Алёна чуть не сорвалась на крик. - Успокойся пожалуйста! - Георг произнёс это столь страшным голосом, что Алёне впервые захотелось убежать от одного из самых близких друзей. - Мы познакомились много лет назад. Твой отец был зелёным аспирантом. Я тогда уже был на инвалидности и занимался курированием работ таких вот юных гениев. Честно говоря, такая работа была мне отвратительна. Но и возвращаться в полевые условия я не стремился. Не то чтобы я отбегал своё с автоматом. Нет! Как раз дурной романтики у меня было хоть отбавляй. Но произошло несколько эпизодов... Георг сделал паузу. И повисшая тишина испугала Алёну сильнее рассказа так хорошо знакомого до недавнего времени друга. Но через несколько секунд Георг продолжил: - Видишь ли, Алёна, в начале века произошло сильное изменение жизненного уклада. Если бы всё ограничилось распространением цифровых технологий, об этом не стоило говорить. Но всеобщая сетевая зависимость незаметно насадила в людях невероятную обособленность. Всю глубину этого процесса никто даже предварительно оценить не мог. Из школ исчезли педагоги, их заменили не имеющие отношения к воспитанию преподаватели отдельных дисциплин. А позже их заменили контролёры качества знаний. Дети стали вырастать кем угодно, но только не личностями. Я, воспитанный в семье потомственных военных, это очень четко ощутил. Представь только: в мальчика закладывают “Сам погибай, а товарища выручай” или “Один за всех, а все за одного”, но на деле оказывается, что все вокруг ведут себя с точность наоборот! Я это испытал на собственной шкуре. Все мои ранения свидетельствуют о предательстве этих основополагающих принципов. И вот оказавшись на сидячей работе, я с ужасом понял, что общества нет. Не привычного мне общества, а вообще никакого. Каждый за себя, и все против друг друга. От осознания этого даже мне, убелённому сединами вояке, стало страшно. Но мне посчастливилось встретить твоего отца. Помню, он подошёл и пожал мне руку! Да со времен армейской служебки этого никто не делал! Бог свидетель, сколько раз я мысленно возносил молитву за этого молодого паренька... - Георг несколько раз вздохнул, - Потом, когда я уже умирал в госпитале, твой отец пришёл и просто предложил переселить моё сознание в выращенную клонированную копию пятилетнего ребёнка. Пересадить бесплатно! Я сначала не поверил. Видано ли дело - пересадка сознания стоит больше, чем заработали все мои предки от рождества Христова! Но когда он объяснил... Я сделал то, чего не делал никогда - я заплакал. Твой отец сказал, что он умирает от опухоли мозга. Это неизлечимо. И хотя он имеет много денег, но сохранить своё сознание не в силах. А у него растёт маленькая дочка. И то, что она будет жить в жутком мире чужих друг другу людей, для него невыносимо. Его слова до сих пор звучат у меня в голове: “Георгий Леонидович, вы выросли в счастливой и правильной семье, у вас были настоящие друзья.