– Вы не заявили в полицию?
– Нет. У меня с ними не слишком хорошие отношения. Я стараюсь скорее избегать их. Короче, я предпочитаю прятаться в своей дыре, и чем меньше меня помнят, тем лучше. Пусть занимаются своими проблемами, а меня не трогают.
Нищий внезапно повалился на бок и захрапел.
Выйдя на набережную, мы с невыразимой радостью вдохнули свежий воздух. Дневной свет становился все слабее. Похолодало, моросил ледяной дождь. Холмс ускорил шаг. Я следовал за ним, не задавая вопросов. Было очевидно, что ему не терпится встретиться с Джоном Кинсли, отцом убитой девочки.
Мы постучали в дверь дома 21 на набережной Вестинг. Это был небольшой дом, скромный, но в хорошем состоянии. Через несколько секунд дверь отворилась. Мы с Холмсом остолбенели. Мужчина, открывший нам дверь, во всем соответствовал описанию, данному Джеком-Попрошайкой.
Сильно припадая на правую ногу, он, не задавая вопросов, проводил нас в дом, а затем тяжело опустился на стул; его взгляд ничего не выражал.
– Вы – Джон Кинсли? – сразу спросил Холмс.
– Да.
– Вы убили свою дочь Мэри?
Мужчина не поднимал головы.
– Она была единственным смыслом моей жизни. Без нее я ничто.
Из его глаз, покрасневших от горя, хлынули слезы. Каждое его слово было пронизано болью, болью невыносимой, поднимающейся из самых глубин его существа.
– В таком случае зачем же вы ее убили? – настаивал Холмс.
– Я не убивал ее. Я бы отдал все, что имею, чтобы вернуть ее.
Джон Кинсли разрыдался и больше не мог говорить.
Я отвел Холмса в сторону.
– Кажется, он говорит искренне.
– Факты налицо, мой дорогой Ватсон. Сентиментальность и правосудие несовместимы. Этот человек – прекрасный актер, он старается вызвать сострадание. Может быть, он и правда сожалеет о содеянном, чем и объясняется его теперешнее состояние.
Холмс взял Джона Кинсли за локоть.
– Следуйте за нами, мы едем в полицию!
Человек поднялся, как автомат, не оказывая ни малейшего сопротивления. Вдруг он посмотрел на нас сверкающим взглядом.
– Да. Я убил Мэри. Я заслуживаю смертной кары. Тогда я снова встречусь с ней, и мы больше никогда не расстанемся.
Услышав это ужасное признание, Холмс, казалось, растерялся. Что касается меня, то я не знал, что и думать об этом деле. Неужели Джон Кинсли действительно убийца?
8
Холмс вернулся на Бейкер-стрит вечером. Он промчался в кабинет, не произнеся ни слова, и принялся яростно копаться в своем архиве.
Несколько минут спустя он поднял голову.
– Я ездил в морг. У Мэри Кинсли действительно ушиб на лбу, как и сообщалось в «Дэйли ньюс», но рана похожа скорее на перевернутый крест. Вы помните, какой знак был на лбу Фостера, Ватсон?
На миг у меня перед глазами возникла та изуродованная голова, перепачканная землей и запекшейся кровью. Холмс вытер ее, открыв странный знак на лбу.
– Я не очень хорошо помню. Вы считаете, между этими двумя убийствами есть связь?
Холмс не ответил. Он снова погрузился в изучение архива.
Мой друг обладал уникальной способностью концентрироваться. Он мог часами сидеть, согнувшись, над своей работой, ни на секунду не отвлекаясь. Он считал, что его криминальные архивы во много раз превосходят архивы Скотланд-Ярда, и был уверен, что однажды полиция перейдет на его метод классификации.
Спустя лишь полчаса настойчивых поисков он извлек четыре карточки и разложил их перед собой. Его взгляд переходил с одной на другую, будто он их сравнивал. Затем он резко поднялся и направился к камину. Там, над камином, он хранил шприц и семипроцентный раствор кокаина. Его реакции иногда были непредсказуемы. Наркотик был крайним способом оживить ход мысли. Острое чувство вины охватывало меня каждый раз, когда он обращался к наркотику. Я попытался отвлечь его:
– Вы думаете, Марк Дьюэн мог убить эту девочку? Каким образом эти два убийства связаны между собой?
Холмс обернулся, на время забыв о цели своего движения:
– Этого я не знаю, Ватсон. Возможно, я и не подумал бы, что они как-то связаны, если бы не сообщения в газетах о двух новых кровавых убийствах этим утром.
– Этим утром?
– Вы разве не читали еще раздел «Происшествия»?
Как я мог прочесть его? Холмс забрал газеты рано утром, когда я спал.
– Нет, вы ведь их…
– «Дэйли ньюс» сообщает, что мужчина порезал свою жену на мелкие кусочки и зажарил в камине своей собственной гостиной. Соседи вызвали пожарных из-за густого дыма, окутавшего здание. Все решили, что случился пожар. Пожарным удалось ворваться в дом. Они увидели, что мужчина сидит за обеденным столом. Судя по полицейскому докладу, обед состоял из жареного сердца с гарниром из овощей, приправленных мятным соусом. Там же был салат из маринованных пальцев… еще десерт, я думаю.
– Каннибал в самом сердце Лондона! Наверняка, какой-нибудь псих, сбежавший из сумасшедшего дома.
– Вовсе нет, Ватсон. Его имя Генри Кардвелл. Это уважаемый банкир, который живет в роскошной квартире в самом центре города.
– Но как же тогда это чудовище объяснило свой поступок?
– Он удивленно посмотрел на пожарных и промолвил: «Скажите же мне, наконец, что здесь происходит?» – будто только очнулся ото сна.
– Что могло толкнуть его на такое чудовищное преступление? Может, он убил из ревности?
– Сомневаюсь. Соседи утверждают, что супруги жили в мире и согласии. Никогда не ругались. Да и проблем у них, кажется, никаких не было. Они жили счастливо, были окружены любовью близких и не знали недостатка в деньгах.
Холмс повернулся к камину.
– Вы говорили о двух убийствах, Холмс. Какое второе?
Сыщик заколебался, опять остановленный на полпути к коробке со шприцами.
– Оно так же ужасно, как и первое. Пожилой мужчина пришел к своим соседям, супружеской паре шестидесяти лет, Эмме и Джеймсу Варне, с которыми в тот день собирался играть в бридж. Он долго стучал в дверь, без всякого результата. Заволновавшись, он сообщил в полицию, которая обнаружила старого Джеймса Барнса распростертым в углу комнаты. Его рот был широко раскрыт, будто он собирался закричать. С ног до головы он был покрыт засохшей кровью. В кровати лежала его жена, или то, что от нее осталось. Стены комнаты были сплошь перепачканы кровью, так что было невозможно определить их первоначальный цвет. Тело несчастной оказалось искромсанным самым чудовищным образом. Орудие преступления, длинный кухонный нож, плавал в луже наполовину свернувшейся крови, рядом с кроватью. В углу комнаты нашли руку, судорожно сжимающую книгу. Это указывает на то, что несчастную женщину застали врасплох за чтением книги.
– Вы думаете, что и это убийство – дело рук беглеца из Миллбэнк?
– Не имею ни малейшего представления, Ватсон. Я собираюсь провести собственное расследование, но в данный момент у меня есть дела поважнее.
Холмс взял коробку со шприцами и открыл ее. Я уже готов был протестовать, когда он протянул мне лист бумаги, сложенный в четыре раза, который он, должно быть, извлек из своей любимой коробочки. Тогда я понял, что он и не собирался принимать наркотики. Я развернул листок и прочел:
«Мистер Холмс, мне сказали, что вы единственный, кто может раскрыть эту тайну. Исчез еще один сирота. Он уже пятый. Это проделки дьявола или колдуна. Даже несчастный Маллиган повесился вчера, хотя был в полном здравии. Приходите сегодня в восемь вечера в церковь Сен-Джорджа. Я объясню вам, что происходит, расскажу все, что мне известно. Оденьтесь так, чтобы я могла легко вас узнать. Мое зрение сильно ухудшилось за последнее время. Прошу вас запастись терпением и подождать, пока я выйду вас встретить. У меня болят колени. Если я не найду вас, то буду ждать в самом темном углу, самом дальнем от входа в ризницу.
Умоляю вас помочь нам.
Прихожанка».
– Откуда эта мольба о помощи, Холмс?
– Мне принесли это сегодня утром на рассвете, незадолго перед тем, как я ушел. Я положил ее сюда, чтобы не потерять. Мой рабочий стол так завален…