— У меня всё не клеится на гражданке, зачем она мне? На Кавказе служили лучшие люди России. Участие в войне только расширит мой опыт, покажет, в чём я неправ…
Следы сына затерялись где-то под Хасавьюртом. Куда только сотни раз ни обращался Алексей Михайлович, всё крутили и мутили — скрывали правду. Или вопиющий бардак в армии. Никого из сослуживцев сына он так и не нашёл, хотя искал, очень искал.
Сын был убит и даже не похоронен по-людски, а такая мразь, как Кучеврясов, не только жила, но и процветала…
Пересматривая бумаги, оставшиеся от сына, Алексей Михайлович обнаружил стихи, которые прожгли душу. В тоске он понял, что зря пожертвовал сыном, не подставил ему плечо, как должен был бы поступить настоящий отец. Выходит, и благородство прививали «совкам» только для того, чтобы бросить их под пули, закрыться ими при опасности для собственной шкуры…
Хасавъюрт… Если он уцелеет, если выживет, он непременно поедет туда…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Усекновение главы «святого Августина»
Город постоянных перестройщиков
Город с таким названием, разумеется, бесполезно искать на карте. В то же время он существует — не как призрак, а как реальное чудовище, фактор российской, а, может быть, и мировой политики.
Однако это название широко применяется — для своих, тех, кто приезжает в город и живёт в нём, тех, кого привозят насильно и кто проводит в нём последние дни перед казнью, добровольной или принудительной: именно здесь во множестве бесследно исчезают люди…
В советские времена, говорят, это был закрытый город, где расслаблялись после загранкомандировок советские разведчики и их коллеги из стран социалистического лагеря.
Здесь были первоклассные отели, корты, великолепный кусок закрытого черноморского побережья и вышколенная обслуга.
После горбачёвско-ельцинской «революции», когда к власти пришли люди из клана Гайдаров, Чубайсов и прочих Собчаков, город тотчас же пришёл в запустение, потому что развалилась прежняя гигантская империя КГБ и финансировать «коммунистическую агентуру» уже не позволили западники: они хотели, чтобы КГБ, причинивший им немало хлопот, издох навсегда.
Ещё задолго до того, как к городу проявило интерес ФСБ, он был с ведома верхушки сдан неофициально в аренду на 99 лет консорциуму «Мосты демократии», где участвовали фонды Даллеса и Трёхсторонней комиссии — кто наверняка знает, что это такое?. В качестве главного управляющего зарядили бывшего советского гражданина Ловкиса или Ловксиса.
Я никогда этого субъекта не видел, но это, конечно, не значит, что это вымышленное лицо: если какое-либо предприятие приносит немалые деньги, каждый дурак знает, что у него есть хозяин и — сверх того — покровитель…
Вы спрашиваете, как я попал в этот город? Да вот так и попал — по оказии.
Летом 1996 года позвонили в мою московскую квартиру:
— Вы Пёкелис Самюэль Абрамович?
А я никакой не Пёкелис, я Фролов Иван Иванович, вплоть до развала СССР проработавший шифровальщиком в ГРУ. В целях секретности, после одного ЧП, я числился Пекелисом.
Фролов я по отцу. А по матери — Лучина. Такая вот благозвучная была у матери фамилия — Лучина. То есть, источник света, в старину крестьянские хаты освещались лучиной, запалённым пучком тонкой сосновой дранки.
— Ну, я Пёкелис, кто трендит? Уже в пятый раз, по определителю вижу!
— Так Вы меня, может, и не знаете.
— Ну, а всё-таки? Я с незнакомцами в словесный контакт беспричинно не вступаю.
— А это Брызган Иннокентий Феофилактович. Я в Вашем ведомстве шестнадцать лет парикмахером оттрубил… Так для себя, знаете, вёл учёт клиентов. Никто со мною в жмурки не играл, но и как старого коминтерновца никто не выпирал со службы. У меня картотека сохранилась.
— Даже если — ну, и что?
— А то, что власть сменилась окончательно и бесповоротно. Верных чекистов, как и заядлых совков, отовсюду выперли. Работу Вы теперь нигде не получите: на этот счёт есть предписание победителя…
— У меня нет времени на пустой трёп. Чего Вы хотите? Предложение?
— Предложение такое: поехать в один прелестный городок на Чёрном море… Между Туапсе и Новороссийском. Победитель создаёт там опорный пункт для нового крещения России… Надыбали приличный архивчик. Нужен спец по квалификации и дешифровке. Три тысячи баксов в месяц. Нигде больше на такой лафе не наваришь…
Я в общем сразу смикитил, что за «архивчик», но лезть в пасть к удаву без необходимости — не мой профиль.
— Конкретнее. И гарантии. Я же не разведёнка с целлюлитовым рылом, первое попавшееся предложение на заглот не беру. Он похихикал в трубку.
— Зона закрытая, просто так не попасть. Приезжайте (и называет адрес), мы купчую оформим на два года. Ни жены, ни детей брать пока не велят… Через две недели пойдёт спецтранспорт. Если есть желание, пристраивайтесь. И главное: выбросьте из головы все прежние иллюзии. Классический обман — это по плечу только классикам жанра. А с классиками надо считаться!..
Во, падла!
Встретился я со своим генералом, уполномоченным в таких случаях консультировать растерявшихся: пришёл он по сигналу в булочную.
Стоя в очереди, перемолвились о сути.
— Твоё дело, — говорит генерал, и глаза у него, вчера ещё бравого сокола, подёрнуты пеплом, — решай сам. Моя посудина дала течь и не сегодня, так завтра потонет. Ни в каких играх я участия больше не принимаю, потому что все вы хлипачи и суки, и когда я предлагал ударить наличным составом, вы меня не поддержали.
— Не пылите, — говорю, — Епифан Родионович. Насколько мне известно, ни Вы, ни Ваши единомышленники всерьёз не понимали, кого следует поддержать. Вы были далеки от мысли, что поддерживать нужно самих себя и потому упустили момент…
— Стреляться не буду, — сказал генерал на прощанье. — Но и мемуары писать противно. Родина исчезла в тумане…
Я не спорил и обратился к дублёру генерала — полковнику Ч. Этот оказался умнее и сообразительней.
— Родина никуда не исчезла и не исчезнет, — строго сказал он, и желваки обрисовались на его скулах. — Рано или поздно Россия вернёт традицию. Мы остановились на купцах и спекулянтов-шкуродёров, тем более залётных, никогда не примем… Соглашайся на предложение. Ну, а напорешься на что-либо чрезвычайное, дай знать!..
Через две недели, оставив жене и сыновьям полученный залог, я выехал на поезде к месту сбора.
Накануне отъезда мне вновь позвонил парикмахер: