Фотограф едва кивнул майору и вновь углубился в работу. Он делал снимки с разных ракурсов, запечатлевал неприглядную позу мертвой женщины.
Майор Бережной повернулся к капитану Полуянову, и Бережной негромко спросил:
– У соседей взяли показания?
– Допрашиваем, товарищ майор. Этим сейчас занимаются лейтенант Трубачев и старший лейтенант Кондрашов.
– Что сказали соседи?
– Они говорили, что поздним вечером в квартире громко играл патефон. Вот из-за музыки и криков никто не слышал. Но Серебряковы частенько слушали пластинки, так что ничего необычного в этом не было. Где-то около десяти часов вечера патефон умолк.
– Понятно, – безрадостно протянул Бережной и осведомился: – А почему они так хорошо одеты? Серебряков в костюме, а его жена в нарядном платье? Они куда-то собирались?
– В сумочке у женщины мы нашли два билета в Большой театр. Событие в Москве большое. Около года назад труппа вернулась из эвакуации. Билеты на спектакли пользуются большим спросом.
– Я в курсе, – безрадостно проговорил майор. – Прошлым вечером там шла опера «Ромео и Джульетта».
– Так точно! А месяц назад состоялась премьера оперы «Евгений Онегин», где партию Ленского исполняет Иван Козловский. Сам товарищ Сталин на нее приходил. Через две недели обещают спектакль «Иван Сусанин».
– Я смотрю, ты большой театрал.
Капитан Полуянов смущенно улыбнулся и пояснил:
– Жена у меня в театры любит ходить, а я при ней.
Фотограф закончил снимать убитую хозяйку квартиры и принялся фиксировать вещи, валявшиеся на полу. Там были меховая шапка, вечернее платье, синяя шерстяная кофта. Каждая из них, казалось бы, должна была вызвать у домушников немалый интерес. Ее можно было хорошо продать на Тишинском рынке, где уголовники нередко сбывали краденое добро. Но преступников они даже не заинтересовали. Следовательно, они унесли с собой нечто гораздо более ценное.
Бережной вернулся в зал.
В комнате не было ничего такого, что могло указывать на личность преступников. Но майор не сомневался в одном. В квартире они появились не случайно, кто-то их навел.
– А колоду карт нашли? – спросил майор у Полуянова.
Уголовникам свойственны всякого рода сценические действия и красивые жесты. Часто подле трупа человека, приговоренного ими, воры оставляют записку, разъясняющую, за что именно был наказан отступник. Блатной мир должен знать, что неотвратимая кара настигнет всякого отверженного, где бы он ни находился.
Но Серебряков не входил в криминальный мир. Его законы на адвоката не распространялись. Наоборот, он постоянно защищал уголовников, прослыл весьма приличным специалистом, пользовался хорошей репутацией. Почему же в таком случае убийцы подбросили ему два туза? Что это должно означать?
Ефим Бережной поднял со стола бубнового туза и внимательно осмотрел эту карту. Она была совершенно новой, без каких-либо отметок или помарок, не крапленая. Пиковый туз оказался точно таким же.
– Нет, не нашли. Похоже, что карты убийцы принесли с собой.
Майор знал, что у Глеба Серебрякова была весьма непростая судьба. Прежде чем стать адвокатом, он несколько лет проработал в Московском уголовном розыске. А вдруг это месть бандитов за те дела, с которыми он не справился и его подзащитные получили большие сроки? Чтобы разобраться с этим, придется поднять все дела и выявить те, которые вызывают наибольшее сомнение.
Преступников было несколько, как минимум двое. Один вряд ли сумел бы справиться с двумя взрослыми людьми, особенно с хозяином дома, который был физически развитым человеком.
Майор Бережной аккуратно положил карты на место.
– Что вы скажете об этих убийствах, товарищ майор? – спросил капитан Полуянов. – На моей памяти такое впервые, чтобы убили адвоката, да еще и карты ему положили.
– На моей памяти такое тоже впервые, – невесело буркнул майор.
Ефим Григорьевич наклонился и некоторое время изучал веревку, каковой был связан Серебряков. Пеньковая, самая что ни на есть обычная. Такая продается в любой лавчонке. Тоже не самая большая зацепка.
– Узнавали, кто за стеной живет? – спросил Бережной у Полуянова.
– Полина Яковлевна Ларионова, одинокая старушка лет семидесяти. Мы с ней уже беседовали.
– Загляну и я. Сам поговорю с ней.
Ефим Григорьевич вышел из квартиры и негромко постучал в соседнюю дверь. По ту сторону порога раздались старческие шаркающие шаги: хозяйка не спала.